Ноль

И пусть без него мои дни слились в череду переполненных одиночеством и звенящей тишиной секунд, я все равно найду способ помочь ему.

* * *

Последний день каникул начинается с маникюра – выдуваю в светлый лак пасту из разобранной шариковой ручки и, взболтав флакончик, крашу коротко обстриженные ногти черным.

На оттопыренный палец капает слеза, я шмыгаю носом.

В груди болит, ноет и печет.

Егор был со мной очень жесток, но им движет желание не создавать проблем. Скорее всего, он прав: стоит нам пройтись рядом по Микрорайону или заговорить в школе, и я тоже стану неприкасаемой, ничтожеством, нулем. Никто не вспомнит моих прежних заслуг. Но я больше не боюсь чужого мнения – у меня не осталось авторитетов.

Мы продержимся до выпуска и вместе уедем отсюда. Навсегда.

Даже если нашей правды не хватит для того, чтобы оправдать Лебедева-старшего в глазах окружающих, мы сломаем стереотипы – люди должны понять, что его сын имеет право нормально жить, что он не «Урод».

Нахожу под подушкой телефон и в тысячный раз набираю заученный наизусть номер.

– Егор, надо поговорить. Пожалуйста! – оставляю сообщение, хотя не надеюсь на ответ. – Я не верю тебе, понял? Я люблю тебя. Давай, попробуй это изменить!

* * *

– Сонюшка, готова? – глухой голос бабушки и деликатный стук в дверь вырывают меня из паутины мыслей.

– Ну конечно же!.. – вскрикиваю и продолжаю уже про себя: – «Нет…»

Нехотя поднимаюсь с кровати – я совсем забыла о дне рождения тети Оли, хотя бабушка заикалась об этом еще вчера, а Саша частыми звонками докрасна раскалил телефон.

Терпеть не могу подобные мероприятия: взрослые будут есть и пить, нахваливать угощение и хозяев, хвастаться и не слушать друг друга, а мне придется умирать от скуки и головной боли.

Снова влезаю в Сонины джинсы и олимпийку, склоняюсь к зеркалу, густо подвожу глаза черным карандашом и плетусь в коридор.

Принарядившаяся по случаю торжества бабушка поправляет драпировку на платье, отвлекается на меня, бледнеет, но не говорит ни слова.

Молча застегиваю куртку, набрасываю на спутанные темные волосы капюшон, обматываюсь шарфом: на улице мороз и солнце.

По обледеневшим тротуарам мы добираемся до соседнего двора – брата-близнеца нашего, и плохие предчувствия вырываются из легких тяжким вздохом.

– Как думаешь, понравится Оленьке наш подарок? – переживает бабушка, нажимая на кнопки домофона.

– Конечно, понравится… – бурчу, удобнее перехватывая коробку с каким-то жутким сервизом с лебедями и розами, и вваливаюсь вслед за бабушкой в подъезд.

Воняет салатами, жареным, духотой и спиртным; сияющая тетя Оля шумно приветствует нас в прихожей – обнимает, целует и, скользнув удивленным взглядом по моей прическе, проводит в гостиную.

Грустно усмехаюсь: ожидания оправдались с лихвой – в небольшую комнату набилось человек сорок. У Саши полгородка родни – здесь уместилась лишь малая часть. Отодвигаю стул, сажусь рядом с бабушкой и с тоской оглядываю присутствующих – румяных теток с затейливыми прическами и потных, лоснящихся мужиков.

Взгляд застревает на красивом лице Саши по другую сторону стола – сейчас оно перекошено от шока. Кажется, теперь я понимаю, откуда взялось выражение «глаза полезли на лоб».

Он указывает на меня пальцем, крутит им у виска, но тетя Оля, где-то незаметно избавившаяся от подарка, возвращается на свое место и просит тишины.

– Дорогие гости, сердечно благодарю вас за теплые слова! – Она смахивает слезу и прижимает ладонь к груди. – А теперь давайте послушаем моего любимого Сашеньку.

Тот, мгновенно превратившись в благовидного и воспитанного мальчика, с грохотом встает и, к восторгу присутствующих, пускается в витиеватые, пафосные поздравления. Женщины умиляются и хвалят его, мужчины тянутся через стол, чтобы пожать руку.

Морщусь, ковыряя вилкой кусочек розовой колбасы, – Саша всегда был мастером перевоплощений, и привлекательная внешность безотказно работает на него.

Какой она бывает обманчивой…

Если бы и Егор, и его отец были вот такими, как бы к ним относились люди?.. Случилось бы с ними то, что случилось?..

Саша достает припрятанный за складками скатерти букет и под громкие овации родственников вручает его маме.

– Но это еще не все. – Он наклоняется, и в его руках оказывается еще один, нежнее и скромнее первого. – Этот букет я хочу подарить… моей подруге Соне.

Я давлюсь, и бабушкин острый локоть ощутимо проходится по ребрам. С недоумением смотрю на Сашу – лед в глубине его глаз делает приклеенную широкую улыбку жуткой. Замечаю, как бабушка и тетя Оля многозначительно переглядываются, и теряю дар речи: неужели бабушка поделилась с тетей Олей своими ошибочными выводами насчет парня, который нравится мне, а та растрепала обо всем Саше?..

Натыкаясь на спины гостей, он решительно направляется в мою сторону.

– Поела, Сонь? Ну так идите в комнату, пообщайтесь! – шепчет бабушка и оборачивается: – Саш, ты такой молодец!.. Но скажи: неужели татуировки – это красиво и модно?

Тот тупо пялится на нее, чешет затылок и хмурится:

– Татуировки?.. Знаю я одну девчонку, теть Галь…

Вздрагиваю, встаю из-за стола и восторженно объявляю: