За окном усилился снег, повалил непроглядной сплошной стеной, в метре от стекол отсек видимость – даже яркого бабушкиного пальто в такой круговерти не разглядеть. Остается считать удары сердца, переводить их в секунды и минуты: совсем скоро бабушка дойдет до остановки, сядет в подошедший автобус и спустя три остановки сойдет в Частном секторе. А я отныне и до завтрашнего вечера предоставлена сама себе. Впервые на такой длительный срок.
Холодильник забит завтраками, обедами и ужинами, на кухонном столе под салфеткой остывает печенье, и радио безучастно шелестит в пустоту последние известия и прогноз погоды на сутки. В гостиной мерно тикают часы…
От волнения дрожат руки и подташнивает – я кошусь на телефон, набираюсь смелости и протягиваю ладонь, но тут же отпрыгиваю подальше.
Интересно, помнит ли Егор, о чем мы говорили вчера, до того как он проводил меня до края пустыря и помахал на прощание?
Помолившись всем известным богам, я все же решаюсь – беру телефон со стола, нажимаю на зеленый кружок напротив контакта, сохраненного под именем «Ноль» и затаив дыхание жду, когда включится автоответчик.
– Привет! – неожиданно раздается из динамика, и я опускаюсь на диван.
– Привет, Егор… – пищу слабым, противным голосом. – Чем занят?
– Ничем, – коротко отвечает он, прежде чем повисает неловкая пауза.
– То, что ты вчера предлагал, все еще в силе? – выпаливаю я и зажмуриваюсь.
– Да… Начало в восемь, значит, нужно ехать на пятичасовом, но обратная электричка будет только в шесть утра. Тебя после такого оставят в живых? – усмехается Егор, и я почти вижу его коронную холодную ухмылку.
– Планирую не спалиться… Бабушка уехала до завтрашнего вечера! – Я не верю в открывшиеся перспективы, пока не озвучиваю их: – Итак, в пять на железнодорожном вокзале?
– Ставь чайник, я сейчас приду… – Странную фразу прерывают короткие гудки.
С подозрением смотрю на телефон: неужели мне послышалось? Никогда не страдала галлюцинациями, но Егор не мог сказать такого – он не знает, где я живу. И уж, конечно, не решится сунуться в Микрорайон, тем более в нашу квартиру!..
В шоке пялюсь на белые стены, увешанные фотографиями в блестящих рамочках, и голова идет кругом. Естественно, он имел в виду что-то другое – каким бесстрашным и наглым нужно быть, чтобы заявиться сюда на чаек?.. Прижимаю к груди кулак и дышу ртом.
Господи, неужели он действительно собрался прийти ко мне в гости?!
Подпрыгиваю и бегу на кухню, наполняю водой фильтр, загипнотизированно жду, когда прозрачная жидкость доберется до половины, переливаю ее в чайник, зажигаю под ним огонь.
Чайник сопит, урчит, свистит, затихает и успевает остыть…
Облокотившись на подоконник, в полудреме разочарованно наблюдаю за снегом, но внезапный стук в дверь пугает до судорог. Вздрагиваю, прислушиваюсь, шаркая полосатыми носками по полу, спешу в коридор, смотрю в глазок и не верю своим глазам: в подъезде стоит Егор.
Он замахивается для нового удара, и я распахиваю дверь.
Мы молча разглядываем друг друга.
Егор Лебедев на пороге нашего жилища – из какого кошмарного сна выпала эта картинка и мерещится мне? Хватаю его за пальто, втягиваю внутрь квартиры и поворачиваю за спиной все замки.
– Откуда ты знаешь адрес? – ослепленно моргаю я, пока Егор стряхивает снег с рукавов и деловито оглядывается по сторонам.
– Оттуда. Думаешь, какой дом мне с рождения велено обходить десятой дорогой? – смеется он. – Не только тебе промывали мозги страшными сказками.
– Проходи, – приглашаю его, окончательно поправ семейные традиции. Горячий азарт щекочет в груди, и я готова кричать от радости.
Егор оставляет в прихожей ботинки, сбрасывает и вешает на крючок неизменное жуткое пальто, под которым обнаруживается не менее жуткий, убогий пиджак с широченными плечами. Тем не менее он умудряется выглядеть круто и на предстоящем мероприятии будет смотреться вполне уместно… Не то что я.
Я веду его в гостиную, где бабушка миллион раз читала мне лекции об опасности общения с «парнем из этой семейки».
– Какой чай будешь? Черный, зеленый, каркаде… – проявляю чудеса гостеприимства, хотя ничего не соображаю от шока.
– Никакой, – отмахивается Егор, останавливается у стены и долго рассматривает портрет Сони – история гласит, что данное фото было сделано в то лето, когда она окончила девятый класс.
– Это она? – спрашивает он ровным голосом.
– Да… – Я наблюдаю за реакцией Егора, но эмоций он не показывает. Здравый смысл мутным илом поднимается со дна сознания: неужели бабушка права и этот парень настолько циничный и холодный, что не отвел взгляда под требовательным взором убитой его отцом девочки?..
– Вы непохожи, – замечает Егор. – Совсем.
Но ведь он не причастен к тому, что случилось до его рождения, он не в ответе за отца, которого даже не знал… Как говорит мама, «мертвые ушли, а живым нужно жить – долго и по возможности счастливо».
– Нет, ни капли, – сбрасываю дурацкое оцепенение и подталкиваю Егора к Сониной комнате.
– Знаешь, по-моему, мне на концерт надеть нечего! – озвучиваю свою главную проблему, пока он задумчиво изучает аскетичную обстановку спальни.