Ноев ковчег

Две недели промчатся незаметно.

– Петя, что нам делать? Если вдруг…

– Не переживай. Я все устрою. Я поговорил уже. Вас в случае чего прикроют и помогут. Пока деньги и паек получаешь как обычно. В крайнем случае, я что-то придумаю и приеду.

На вокзале Женька вдруг повисла на нем, влипла от шеи до колен, вжалась, вцепилась и что-то шептала, заливая слезами его воротник.

– Ну перестань… – Петька оторвал от себя Женьку. – Ну что ты как в последний раз?

Кому война – кому мать родна

Котька, в отличие от остальных членов семьи, не хотел карьеры и не искал приключений. Его устраивала спокойная, размеренная жизнь на родной «Январке». Ремонт бронеавтомобилей для военного округа, просмотр чертежей, футбол по выходным. Как специалист он получил собственную комнату в общежитии, куда наконец-то мог спокойно приводить своих подруг. Дома на Мельницкой Котька появлялся только четыре раза в год – на дни рождения мамы и Ксени и на два календарных праздника – 1 января и 8 марта. Как шутила Фира: точно – раз в квартал. Это тихое холостяцкое счастье длилось до июля 1941 года. Константина Беззуба мобилизовали, несмотря на бронь, которая полагалась специалистам его уровня. Военком сказал в ответ на возмущение Котьки:

– А бронетранспортеры тоже надо кому-то ремонтировать!

Но Котька – вечный везунчик. Может, потому что фортуна – тоже женского рода, а с этой категорией у Котьки всегда были особые отношения. Ему выдали военную форму, поставили на довольствие и приписали к передвижному ремонтному батальону, который располагался на территории родного завода. Так что ему даже иной раз ночевать удавалось в родной постели. Поначалу редко, конечно, но со временем – почти каждую ночь.

Когда фронт приблизился к Одессе и началась осада города – ему снова повезло. Казалось, судьба держит над непутевым добрым Котиком ладошку.

Он придет к маме, нарушив привычный график. Обнимет, ласково, как в детстве, потрется носом о плечо.

– Мамочка, я уезжаю. Очень вас люблю.

– На фронт? – охнет и съежится Фира.

– Не, мамочка, не волнуйся. Какой из меня боец? Никаких боевых действий. Командировали обратно на Ижорский завод. Очень я ценный сотрудник вдруг оказался.

– Агройсен инженер, – хихикнула Ксеня и потрепала его по пышному чубу.

Котька рассадил на два колена Вовку и Ваньку:

– И самый богатый дядя.

– Дядя, ты своих когда заводить собираешься? – встряла Женька.

– Ну не сейчас точно, – моментально парировал Котька.

– Ты пиши. Хоть раз в квартал, – попросила Фира.

– Я сразу адрес вышлю! И вы мне тоже. Пожалуйста.

Коте действительно повезло больше других – из Ижорска его перевели через месяц в Горький, где включили в группу разработчиков новой разведывательной бронемашины.

Оборона

В Одессу стали регулярно поступать раненые, и Лелька Гордеева, несмотря на преклонный возраст, растущую катаракту и тихую ставку в детской поликлинике, рванула в Еврейскую. Линия фронта стремительно сползала вниз, к Одессе, и больница снова захлебывалась. В одну из смен она, проходя по коридору, забитому койками, случайно толкнула склонившуюся над раненым санитарку с уткой и внезапно услышала вслед:

– Отрастила жопу, корова старая!

– Что? Кто сказал? – развернулась Гордеева. В Еврейской больнице не было таких безумцев, кто бы посмел не то что сказать – подумать про нее без уважения. Мелкая санитарка повернулась.

– Ирка? Ты что здесь сделаешь?

Фира, отряхивая и вытирая залитую содержимым утки руку о халат, буркнула:

– То же, что и ты! Нашим помогаю!

– Ну так помогай молча! Ишь ты! Маленькая собачка до старости щенок!

– Иди уже, карга старая!

Независимо от обид, возраста и клятых характеров они были матерями и не задумываясь, как и сорок лет назад, бросились спасать детей. Чужих, своих? Не важно.

Ксеня вызвала всех сестер домой. После богатого ужина, уложив Аниного Ванечку, Вовку, отправив спать сопротивляющуюся Нилу, Фира, Лида, Женя и Ксеня уселись за старинным обеденным столом.

– Так, – Ксеня двумя руками разгладила скатерть, – слушаем, не перебиваем. Вопросы потом. Есть информация, что Одессу сдадут. Вероятность очень высокая.

– Да что ты несешь! – вспыхнула Анька.

– Да помолчи! Дай сказать! Это очень серьезные люди. Эвакуация началась еще в июле. И да, не только предприятий. Вся номенклатура свои семьи выслала уже. Лида, ты же в курсе?

Лидка молча кивнула,

– Короче, девочки. Я в списках. Плюс один взрослый. Могу протащить еще от силы одного. Включайте и мозги и связи, у вас у всех они есть, и неслабые. Вы все, особенно Анька с Женей, реально в опасности. И ты, мама, тоже. Женя, скажи мужу – ты жена чекиста, тебя же сразу убьют.

– Петя сказал – все будет в порядке. Обо мне позаботятся.

– Петя сказал… Ситуация меняется каждый день. Ты ж не дура – посмотри, где уже линия фронта! Найди мужа, пусть что-нибудь организует.

– С ним нет связи… вообще.

– Так в контору сходи. Попросись, больной прикинься. Аня – ты со своей красной звездой во лбу и еврейским сыном вообще…

– Что значит еврейским?

– Слушай, мы ему все попу мыли, все видели.

– Он крещеный, между прочим, – подала голос Фира.