Ночные всадники

Из такой рутины и состояла служба сыскной полиции. Лыков хорошо знал это, поскольку испытал смолоду на собственной шкуре. Убийства с погонями, перестрелки – это для бульварных романов. А в жизни все скучно и просто. Вот и сегодня то же самое. У отставного флотского подшкипера похищен «чумадан» (так в протоколе!) с носильными вещами. Обокрали и надворного советника Ленина: стибрили никелированную мыльницу, мелкие калоши № 12, черную фаевую фуражку и пять фунтов чаю фирмы Целованьева и Сергеева. Содержательница Рахиль Щавинская доносила о бегстве проживающей у нее проститутки крестьянской девицы Угодниковой. А в пивной Медведева при облаве нашли проживающую в виде прислуги вдову нижнего чина Лукьянову. Ее весной исключили из разряда гулящих по личному заявлению, но, по собранным сведениям, в пивной она занималась тайной проституцией, за что и привлечена к ответственности по статье 44…

По вечерам сыщик объезжал части. Полицейская служба тяжелая. Каждый вечер в половине десятого чиновники обязаны явиться с рапортом в часть. Включая околоточных надзирателей. После рапорта они получают от пристава приказания, и бдения их могут продолжаться хоть до утра. Все в воле начальства. Но и само оно никогда не отдыхает. Прием посетителей в канцеляриях частей ведется ежедневно до десяти часов ночи. На нем обязан присутствовать или сам пристав, или кто-то из его помощников. Нет покоя даже полицмейстеру! Дежурные при частях телефонируют в городское полицейское управление обо всех произведенных арестах. Так продолжается до одиннадцати ночи. А после этого времени дежурные обязаны сообщать уже лично начальнику полиции, на квартирный аппарат. Даже если в холодную взят жалкий босяк за пьяные дерзости. Вот и будят несчастного полицмейстера несколько раз за ночь. Ничего не поделаешь – служба.

Лыков слушал рапорты околоточных, разбирал вместе с Прозоровым арестованных на ярмарочной гауптвахте. Это не давало никаких подсказок в деле убийства городового Одежкина. Пока не давало. Уже опытный сыщик, Алексей понимал, что он может так ничего и не найти. Но может и отыскать, если будет внимателен.

Благово говорил: когда ведешь дело об убийстве, надо поднять и перевернуть все камни. Следуя этому, Лыков побеседовал с начальством и товарищами Одежкина. Пристав Второй кремлевской части коллежский секретарь Богородский дал покойному развернутую характеристику. Заурядный, добросовестный, немного ленив. Может дать потачку ворам? Ну, не исключено… Вот брат его, Иван, что уехал на похороны – тот, говорят, другой. Мимо не пройдет. А Яков иной раз и на лапу брал. Ну так все берут, когда можно! Правда, послужной список у него хороший. Есть даже благодарность от полицмейстера – за умелую распорядительность при поимке испугавшейся лошади. Рубль награды заслужил. Чего такого мог сделать Яков, чтобы его убили? Непонятно…

Товарищи были еще категоричнее. Человек как человек. Чтобы Яшка голову сунул куда не надо? Такого отродясь не было! Осторожный, даже робкий. Ссор ни с кем не заводил. Давеча с мастеровыми не поладил, и то испугался, не довел до протокола. Иван приходил в часть и стыдил его. Ты, мол, в форме – власть представляешь. Держись бойчее! Лыков захотел поговорить с таким братом, но передумал. Установлено, что в день смерти Якова они с Иваном не встречались. Пусть хоронит…

На третий день курьер привез из Департамента полиции литографированные материалы на Разъезжалова. В том же пакете были и карточки самого убийцы, его помощника Федьки Банкина и московского налетчика Пашки Черемиса. Карточки Алексей сразу же переслал полицмейстеру, а материалы тщательно изучил. И быстро наткнулся на важный факт. По делу о расправе над Поливановыми проходил некто Егор Саласкин. Держатель судной кассы и, видимо, скупщик краденого. При обыске у него обнаружили купоны от процентных бумаг, похищенных с места преступления. Саласкина сначала пытались привлечь как соучастника, потом изменили статус на свидетеля. Но займодавец не стал ни тем, ни другим. Вывернулся. Разъезжалов его не продал. Ну, купил купонный лист у незнакомого человека… На нем не написано, что украден! Оставленный «в сильном подозрении», Саласкин продолжил заниматься ростовщичеством. Его фамилия встретилась сыщику вчера, когда он просматривал журнал происшествий Макарьевской части. Временно-московский второй гильдии купец Егор Саласкин подал заявление о пропаже у него пиджака на ордынской овчине, крытого казинетом. И еще серебряного жетона в память Александра Третьего с надписью: «Весь мир скорбит о Твоей кончине, слезы проливает Твой верный народ». Про жетон, правда, потом исправился, сказал, что отыскал; а пиджак так и исчез… Произведенным дознанием виновные не обнаружены.

Лыков отправился поглядеть на барыгу. Тот был прописан в гостинице «Двухсветная» Ермолаева. Там же держал кассу и выдавал ссуды. Саласкин оказался у себя в номере. Полный, с красным лицом и бегающими хитрыми глазами – типический блатер-каин![12]

– Что желает ваша честь? – спросил он, оглядывая гостя с подозрением.