Ночной театр

Чиновник точно прилип к креслу.

– Я работаю без медсестры. Я не раз просил контору выделить мне помощницу, разместить объявление в окружной газете, но прошло несколько месяцев, а заявке моей так и не дали ход. Мне нужен новый автоклав – наш старый того и гляди взорвется и нас покалечит. Мне нужен новый аппарат ЭКГ и отсос в операционную… В таких условиях невозможно работать. Морг еще туда-сюда, но не лечебница. Я каждый месяц трачу деньги из собственного кармана, чтобы она худо-бедно функционировала. Я покупаю антибиотики и нити для сшивания ран. И керосин для генератора. Я знаю, сколько средств выделяют нам из государственного бюджета, но их подъедают ваши посредники, жирные свиньи. Посидите-ка здесь, проверьте счета. Проведите собственное расследование. Подготовьте подробный отчет для начальства. Я подожду.

Давненько хирург не видел зрелища приятнее, чем выражение брыластого чиновничьего лица. Посетитель скрипел зубами, барабанил пальцами, словно пытался выбраться из глыбы льда. В коридоре захихикали. Чиновник нахмурился, выудил из кармана брошюрку, принялся сравнивать записи с цифрами из гроссбуха. Несколько раз порывался сделать пометку, но ручка его так и не коснулась бумаги. Наконец формалиновая вонь совершенно его доконала, и он прижал к носу платок.

– Мне нужно осмотреть лечебницу.

– Сколько вам будет угодно. В ней всего четыре комнаты, так что не спешите. Лупу дать?

Чиновник развернулся и вышел в коридор. Женщины шарахнулись от него, как от змеи.

Хирург фыркнул. Этот еще новичок. Опытные-то разыгрывают партию половчее. Уж они умеют подловить простодушного, пошатнуть уверенность колкими замечаниями, грозными гримасами, знают, когда цокнуть, когда хмыкнуть, давят медленно, постепенно усиливая нажим: всей этой премудрости они выучились у своих начальников-сволочей, а те – у бесконечной вереницы своих начальников-сволочей. И как только запуганная жертва обмолвится о ничтожнейшей ошибке, малейшем расходе государственных средств на личные нужды, готово дело. Чиновничья мразь спокойненько произносит свой монолог: «Ну что вы, не стоит беспокоиться, в конце концов, все ошибаются. Если вы один раз оступились, это еще не значит, что вы плохой человек. Разумеется, правительство строго следит за соблюдением законов. Это его долг перед обществом. Но я не позволю замарать ваше доброе имя. Уверен, мы обязательно договоримся. И всё останется в этих четырех стенах».

Да скорее моря закипят, чем он потерпит в своей лечебнице этакую чушь.

Хирург разбирал принесенные коробки, раскладывал ампулы с вакциной в холодильнике.

– Смотрите! – крикнул кто-то.

Он поднял глаза и увидел, как чиновник пробирается сквозь толпу во дворе. Хирург приставил ладони рупором ко рту и крикнул ему вслед:

– В следующий раз не надо вакцины, принесите нам воды из Ганга!

Куртка-сафари припустила прочь.

⁂

Если бы на том все и закончилось. Но нет: еще предстояло разобраться с заполонившими взгорок женщинами и их отпрысками.

В коридоре муж аптекаря, точно регулировщик, выстраивал собравшихся в очередь и направлял кого к хирургу, кого к своей жене.

Хирург выдавил две розовые капли на язык малышке. Та закашлялась, разревелась, на губах закипела розовая слюна, мать подхватила девочку, погладила по спине.

– Готово. Следующий.

– Спасибо вам, доктор-сагиб. Благословите мою дочь.

– Проходите, проходите. Следующий. Я вам не священник. Пациенты ждут.

Молодая мать, сама еще совсем девочка, ушла, а на ее место встала другая, похожая на нее как сестра-близнец. Эта привела трехлетнего сына в оборванной коричневой рубашонке. Мальчишка хныкал, тер глаза.

– Глазки щипет.

– Что поделать, потерпи, – мать удерживала его, чтобы стоял спокойно. – Сейчас примешь лекарство, и пойдем.

– Щипет. Глазки болят.

– Сагиб ждет, сынок. – Она попыталась раскрыть сыну ротик, но мальчишка вертелся, мотал головой.

Хирург стиснул зубы. Что они о себе возомнили? Хотят прививаться, пусть прививаются, а нет, так скатертью дорога, ему все равно. Они же понятия не имеют ни о его квалификации, ни о навыках. Он даже обрадовался, что формалин ест глаза им и их соплякам: пусть знают, что он хирург, а не какой-нибудь там коновал. Пусть им хоть совсем глаза выест.

Матери с детьми тянулись нескончаемой вереницей, хирург принимал их молча. День клонился к вечеру, и толпа во дворе лечебницы редела.

⁂

Когда ушли последние пациенты, формалиновая вонь выжала все слезы до конца и испарилась, хирург плюхнулся в кресло. Солнце, точно мешок с кровью, распоротый горизонтом, пятнало приземистые кирпичные домишки. Насколько хватало глаз, тянулась пересохшая земля в сыпи пожелтевших сорняков.

Эти деревенские виды выдавливали из него жизнь. Его вдруг охватила жгучая ненависть ко всему – и к пыли, густо покрывавшей землю, и к белым, точно кости, деревьям, с нелепым упорством цеплявшимся за небо, даже к бродячим псам, ковылявшим от порога к порогу в поисках мясных обрезков. Если бы все это исчезло, мир стал бы намного лучше.