Ночной дозор

На площадке шум от бранчливых голосов, смеха и возгласов слышался тише. Зрелище впечатляло чрезвычайно. Длинный зал под затемненной стеклянной крышей походил на небольшую городскую улицу. На уровне площадки второго этажа была натянута сетка; сквозь марево ячеек, табачного дыма и тусклого искусственного освещения люди казались странными, мертвенно-бледными существами, которым неведом дневной свет, обитателями клетки или аквариума. С высоты была заметнее вся убогость заведения: бетонный пол, блеклые стены, нескладные серые робы с единственной красной кляксой, тошнотной расцветки клеенки на столах... Лишь Фрейзер казался ярким пятном: его белобрысая коротко стриженная голова выделялась среди темных и сивых макушек, он оживленно жестикулировал, тогда как другие сидели сгорбившись, его громкий раскатистый смех – вот как сейчас – был слышен и здесь, наверху.

Он все еще разговаривал с Уотлингом – внимательно слушал собеседника и временами кивал. Дункан знал, что Фрейзер недолюбливает Уотлинга, но готов со всяким говорить часами просто ради самого процесса; его горячность в беседе ничего не означала, он горячился по любому поводу.

«Не место здесь этому Фрейзеру, – сказал мистер Манди, когда они беседовали наедине. – Из такой семьи, да при таких возможностях!» Пребывание Фрейзера в тюрьме он воспринимал как оскорбление другим заключенным. Для него тюрьма – это игра, говорил мистер Манди. Плохо, что Дункану приходится делить с ним камеру, еще нахватается всяких сомнительных идей. Была б возможность, мистер Манди устроил бы Дункана в отдельную камеру.

Возможно, он прав, раздумывал Дункан, глядя на круглую белобрысую голову Фрейзера. Может быть, Фрейзер лишь играл в заключенного, как принц, переодевшийся в нищего. Но тюрьме-то какая разница, сидят в ней понарошку или взаправду? Все равно что играть в истязаемого или убиенного! Все равно что пойти в армию и говорить, мол, это ради шутки; но те, кто стреляет в тебя с другой стороны, не знают, что ты лишь притворяешься солдатом.

Фрейзер вновь потянулся, вскинув руки и выбросив длинные ноги. Он по-прежнему сидел спиной, и Дункану вдруг ужасно захотелось, чтобы он обернулся и посмотрел вверх. Взглядом он сверлил спину Фрейзера и мысленно повелевал ему обернуться. Дункан весь сосредоточился и слал приказ, словно луч. «Оглянись, Фрейзер! – приказывал он. – Роберт Фрейзер, обернись! – И даже называл тюремный номер: – Фрейзер, тысяча семьсот пятьдесят пятый, посмотри! Взгляни сюда, номер тысяча семьсот пятьдесят пять, Роберт Фрейзер!»

Но Фрейзер не обернулся. Он все говорил с Уотлингом, хохотал, и Дункан наконец сдался. Сморгнул и потер глаза. Когда он снова посмотрел вниз, то встретил взгляд мистера Манди, который, видимо, за ним наблюдал. Надзиратель кивнул, затем медленно двинулся меж столов. Дункан вошел в камеру и без сил повалился на койку.

*

– Опаздываешь, подруга, – сказала Бетти, встретив на министерской лестнице Вив, которая стремглав летела в раздевалку.

– Знаю. – Вив запыхалась. – Гибсон засекла?

– Она сейчас у мистера Арчера. А меня послали в подвал вот за этим. – Бетти тряхнула кипой папок. – Если поторопишься, проскочишь. И все же, где ты была?

– Нигде, – улыбнувшись, мотнула головой Вив.

На ходу сдергивая перчатки и шляпку, она побежала в гардероб, где, распахнув дверцу, засунула в шкафчик свернутое пальто. Сумочку оставила при себе, поскольку мисс Гибсон не возбраняла держать сумку на рабочем месте, но, перед тем как закрыть шкафчик, заглянула в нее, удостоверяясь, что все необходимое – гигиеническая прокладка и аспирин – на месте, ибо нывшие груди и живот уведомляли о приближении месячных. Было бы хорошо забежать в туалет и сразу приспособить прокладку на место, но времени не оставалось. Однако по дороге к лестнице Вив сунула в рот таблетку, без воды разжевала и проглотила, кривясь от ее горького мелового вкуса.

Обеденный перерыв она потратила на то, чтобы сгонять в общежитие и проверить почту. Вив знала, что придет открытка от Реджи; после субботних встреч он всегда посылал весточку – это был единственный способ сообщить, что с ним все благополучно. На сей раз открытка была с дурацкой картинкой: смазливая молодица и подмигивающий солдат опускают штору светомаскировки, а ниже надпись «Соблюдайте темноту!». Рядом Реджи приписал: «Везунчики-...бунчики!!!» На обороте шел текст: «О. О. – (Что означало «Обалденной Очаровашке».) – Искал брюнетку, но есть лишь блондинки. Мечтаю, чтоб я был он, а ты – она! Целую». Сейчас открытка лежала в сумочке рядом с упаковкой аспирина.

Было уже четверть третьего, а комната Вив находилась на восьмом этаже. Можно бы воспользоваться лифтом, но эти лифты еле ползут, и ждешь их по целому часу; она пошла пешком. Шла резво и размеренно, точно стайер: руки перед грудью, на пятку не ступать – на мраморных ступенях каблуки ужасно цокают. Обогнала какого-то мужчину, и тот рассмеялся:

– Ну и ну! Что за спешка? Знаете нечто, неведомое остальным?