«Подготовка и заключение сделки полностью предоставлены вашей самостоятельности. За 32 часа до подписания документов сделайте звонок по известному вам телефону. Спросите Мухина. Если последует ответ: «Вы ошиблись номером», подписание документов отложите до выяснения обстоятельств. Если ответ будет: «Мухин вышел», — право на окончательное решение судьбы сделки лежит на вас и препятствия к ее заключению могут быть только местные. В случае переноса срока подписания необходимо повторить звонок по тому же телефону, на тех же условиях.
7
Ракетно-техническая база «Буран»
Базу лихорадило: из Москвы прибыла представительная комиссия.
Начальник базы полковник Лосев, окруженный замами, встретил руководителя инспекционной группы генерал-майора Студенцова у трапа вертолета. Вскинул руку к фуражке и, представившись, сделал счастливое лицо.
— С благополучным прибытием, товарищ генерал. Рады вас видеть!
Лицо Студенцова, розовое, чисто выбритое, было пересечено глубокими морщинами, как среднерусская равнина оврагами. Под салазками мощных челюстей по-бульдожьи висели пласты дряблой кожи.
— Так уж и рады? Разрешите не поверить. Вот пообщиплем вам перья, тогда заговорите иначе.
Полковник почтительно вытянулся и качнул головой.
— Не найдете.
— Что именно? Недостатки?
— Перья. Их с нас давно общипали.
— Молодец, — похвалил генерал. — Еще и шутишь. Не люблю паникеров. К инспекции готовился?
— По второму варианту, товарищ генерал, — вступил в разговор начальник штаба.
— Что это? — спросил генерал с подозрением. — Как понять?
— Анекдот, — охотно объяснил Лосев. — Приезжает в царское время генерал инспектировать войска. Подходит к пехотному полку. Навстречу полковник. Рапортует: «Господин генерал! Арзамасский пехотный полк для инспектирования построен». Генерал метнул взгляд и говорит: «Строевая выучка слабая. На левом фланге вижу шевеление». И перешел к кавалерии. Навстречу другой полковник: «Господин генерал! Нижегородский драгунский полк для смотра построен». И тут же, чуть тише: «Есть гусь жареный и четверть водки». Генерал оглядел строй, поправил усы и поздоровался: «Здравствуйте, славные драгуны-молодцы!»
Все весело засмеялись.
— Было время, — сказал генерал мечтательно. — Гуси водились…
Полковник Лосев тоном радушного хозяина сразу предложил:
— Может, позавтракаете с дороги? Как раз вчера гуся и подстрелили. — И смущенно, словно чего-то стесняясь, добавил: — Так и тянет обратиться: «господа офицеры».
— А ты не стесняйся, — вежливо поддержал его генерал. — Мы не гордые, стерпим.
Все засмеялись снова, на этот раз еще раскованнее, чем минуту назад.
— На субботу и воскресенье, господа офицеры, — осмелел Лосев, — подготовлены рыбалка и охота. По желанию.
— Где охота? — спросил генерал.
— В заказнике.
— Он же был обкомовский. Разве не закрыли?
— К чему? — удивился Лосев. — Наши демократы ружьишком побаловаться себе не отказывают. Лишили партаппарат незаконных привилегий. Себе их установили законом. И все.
Инспекция гармонически вписалась в распорядок, предложенный гостеприимным хозяином — Лосевым, и все же базу лихорадило. Ни схемы подчиненности, определенные уставом внутренней службы, ни штатное расписание, где в типографские рамочки с названиями должностей вписываются фамилии людей, эти должности занимающих, никогда не отражали и не отражают реальное соотношение сил и истинные взаимоотношения между начальниками и подчиненными.
В жизни стройная система субординации полна противоречий и противоборства, невидимой, но всем известной «холодной войны» местного масштаба. В ней каждая из сторон знает своих покровителей и союзников, супостатов и завистников.
На «Буране» офицеры знали, что Родион Ильич Студенцов — приятель и ставленник генерал-полковника Ремизова. А поскольку сын полковника Лосева женат на дочери генерал-лейтенанта Таратуты, чей сын является зятем Ремизова, то Лосеву бояться Студенцова не стоит, даже если проверка покажет, что на «Буране» недостатков тьма-тьмущая.
Акты проверок, если их составляет рука умелая, могут одного стереть в порошок, другого оставить целым и невредимым, а третьего даже возвысить, хотя на самом деле казнить следовало бы возвышаемого, осудить — невиновного и не трогать даже мизинцем обреченного на заклание.