Ночь в Кэмп Дэвиде

— Это беспочвенное обвинение, мистер президент! Но если вам нужна правда, то сейчас вы её услышите! Вы тут всюду шпионите и вынюхиваете, а теперь ещё хотите ввести закон о всеобщем подслушивании телефонных разговоров, и тогда, конечно, ваше ФБР сможет шпионить в колоссальном масштабе. Теперь меня уже не удивляет, что вам понадобился такой гнусный закон! Вы натравили на меня ФБР, чтобы оно вмешалось в мою частную жизнь. Это, что ли, вы называете доверием, это, что ли, называется играть в открытую с человеком, которого вы сами избрали себе в помощники? А ведь я не просил вас об этом. Это была ваша идея. И скажите вы мне, пожалуйста, подвергался ли когда-либо кандидат в вице-президенты такой унизительной слежке?

На кого ещё напускали целую свору сыщиков из ФБР? — Маквейг так разошёлся, что чуть было не добавил «и свору охранников», но вовремя спохватился. Его вдруг осенило, что президент ничего не знает о слежке Секретной службы.

— Ну а если бы я не устроил никакой проверки? Вы, конечно, ни слова не сказали бы о своей сладострастной миссис Красицкой, так ведь? Так и продолжали бы выдавать себя за порядочного семейного человека. А потом республиканцы раскопали бы эту грязную историю, и нам всем была бы крышка — и вам, и вашей прелестной жене, и правительству, и партии!

— И уж, конечно, Марку Холленбаху, не так ли? — Маквейг просто не мог удержаться.

— Да, да! — завизжал президент. — И Марку Холленбаху тоже, если хотите! Вы собирались меня погубить, Маквейг, так ведь? Но только ничего у вас не получилось! Вы так ленивы и бездейственны, что даже не можете преуспеть по части грязных интриг!

Но злость Джима уже улеглась. От всех этих бессонных ночей он вдруг почувствовал себя одиноким и слабым, и его вдруг охватила невыразимая печаль.

— Я вижу, мистер президент, — тихо сказал он, — что мы совершенно не понимаем друг друга, и я сожалею об этом всем сердцем, поверьте мне, сэр.

— Хорошо хоть у вас хватило мужества самому от всего отказаться, — сказал Холленбах уже более спокойным голосом, — хотя и тут вы, как всегда, опоздали, сенатор, мне жаль вас. Я бы хотел, чтобы это всё кончилось так же хорошо, как и началось.

— Я тоже, мистер президент.

Снова наступило молчание. Когда Холленбах нарушил его, голос его прозвучал уже совершенно официально:

— Я был бы очень вам признателен, если бы вы переслали мне почтой серебряную авторучку.

— Конечно, сэр. Прощайте.

— Прощайте, сенатор.

Уязвлённый, чувствуя себя так, словно ему переломали рёбра в уличной драке, Джим вышел из кабинета и медленно спустился по лестнице.

Марта стояла в гостиной у окна и нервными движениями расправляла новые занавеси. Заслышав его шаги, она обернулась.

— Я всё сказал ему, Марта, он понял. Считай, что из бюллетеня меня вычеркнули. Впрочем, по существу я ведь там никогда и не был.

Марта молча подбежала к нему, обняла и прильнула к его губам долгим поцелуем, в который вложила всю горечь нелепых и безымянных обид, которыми люди по слепоте своей ранят друг друга. Он тоже молча обнял её и прижал к себе. Когда он наконец отпустил её, она улыбнулась и задорно подмигнула:

— Ничего, Джим, ты ещё долго будешь самым красивым сенатором от штата Айова!

— Даже с такой женой, которая занимает нейтральную позицию по вопросу обновления городов?

— Нейтральную? Негодный, я всегда была против.

Они снова прильнули друг к другу, и Джим теперь знал, что в его доме опять тепло и уютно, как бы ни было холодно и страшно в Белом доме, подвластном безумию его хозяина.

ГЛАВА 11. ПЕТЛЯ СТЯГИВАЕТСЯ

К полудню Джим Маквейг уверился, что никто больше за ним не следит. Первый признак окончания слежки он заметил ещё утром, когда остановился в торговом центре МакЛина, чтобы отдать в сухую чистку свой костюм, и не увидел поблизости никаких молодых людей в модных шляпах. В Сенате их также не было. И наконец, тот же факт подтвердил и его помощник Флип Карлсон. Докладывая сенатору о бесчисленных конституционных и законодательных делах и сидя на краю его письменного стола, Карлсон неожиданно спросил:

— Послушайте, Джим, что у нас тут такое творится?

— Ну уж это вам лучше знать, — отозвался Маквейг.

Но Карлсон не поддержал шутливого тона:

— Я не шучу, Джим. У меня такое впечатление, что во всём этом замешаны вы, но только не хотите об этом рассказывать.

— С чего это вы вдруг решили, Флип? Что случилось?

— Вчера вечером звонит мне вдруг какой-то парень, называет себя Филлипсом и заявляет, что он агент ФБР. Говорит, что хочет прийти ко мне на квартиру и задать пару вопросов, но я говорю, что у меня назначено свидание, и предлагаю встретиться здесь, в приёмной, сегодня утром. Резонно? Тогда он говорит, что предпочёл бы встретиться где-нибудь в другом месте, так как дело щекотливое и связано с нашей сенатской работой. Итак, я договорился встретиться с ним сегодня в два часа в ресторане «Объятия Кэрол». И вдруг около часа назад он звонит и говорит, что необходимость в нашей встрече отпала, так как расследование, которым он занимался, прикрыто.