Ночь в городе

- Крыса, что ли? - спросил он. - И крысы у вас веселые.

- Да, - подтвердил Реджинальд. - Крысы хоть куда.

- Весь мир сошел с ума, - произнес Герц. - И ваш город тоже. Впрочем, оно не удивительно. Время сейчас такое - сумасшедшее. И лучше не будет.

- Считаете, что будет хуже? - спросил бармен.

- Конечно, будет хуже. Все ещё впереди.

- Но может, все ещё наладится? Ведь есть благоприятные тенденции.

- Да, многое изменилось за пять лет. Но неизвестно, чего больше плюсов или минусов.

- Реформы начались слишком поздно, - сказал Реджинальд. - Мы имеем то, что и должно было произойти благодаря деятельности старой системы.

- Не о том речь, какая чему причина, а о том, что у нас реально существует. Нынешнее руководство просто недееспособно и не в состоянии справиться с ситуацией. Своими колебаниями, нерешительностью и идиотскими указами оно только роет себе могилу, в которой скоро и окажется. В прямом смысле. Тем более верхи настолько погрязли в коррупции, настолько приросли к своим местам, что добровольно никто из них не уйдет, хоть это может стоит им жизни. Только они этого не понимают. Вечное заблуждение власть имущих накануне потрясения - возьмите любую революцию: верхи ни за что не желают расставаться с властью и слепо продолжают идти к пропасти. И в один прекрасный день народу это надоест, и он поддержит какого-нибудь генерала, который скажет: "Не надо вам вашей свободы, если жрать нечего, лучше тогда обратно тоталитаризм." Но дело-то в том, что к старому вряд ли вернется. Экономика уже развалилась, и я не верю, что сейчас можно вернуть жизненный уровень к тому состоянию, в котором он был пять лет назад. А что в результате? Бунт. Боюсь я, ждет нас ещё одна рреволюция.

- Ну и прекрасно! - Реджинальд налил по новой. - Выпьем за революцию!

- Чего тут прекрасного? Любая революция - это грязь и кровь, кровавая грязь и муть, поднимающаяся со дна людских душ и вскипающая на валах истории. Заметьте - во время всех великих потрясений все самое мрачное и темное, что только есть в людях, поднимается наверх и выплескивается наружу. Да от нас первых ничего не останется, захочет победивший народ отсеять из своих рядов слишком умных, и готово. А потом - гражданская война. А что такое гражданская война в ядерной державе, я не знаю и знать не хочу, - Леонид сделал ещё глоток, чувствуя, как пухнет, будто набивается ватой, голова, и продолжил, - Народ наш мрачен и темен. Если нет у нас демократии и свободы - значит, не хочет он её, не заслужил, не дорос. Разрушать он готов, а строить - черта с два, ломать - не делать! Возрастание энтропии, будь она проклята... Вспомните все великие революции - чем они кончались? Разгулом темных страстей, гильотиной, красным, белым, черным и серо-буро-малиновым террором, и причем моря крови проливали обыкновенно самые революционные элементы, и получалось такое, что если бы кто знал, к чему все дело придет, то он ни за что бы эту революцию не начинал! Ну, и потом - неизбежная реставрация. Бузили, бузили, а что толку? Нет, господа, за идеи других не убивают, за идею извольте сами жизнь отдать. А иначе никак нельзя. Идея сама потому что исчезнет.

- И не бойтесь убивающих тела, души же не могущих убить, - сказал Джери.

Герц продолжил:

- Добро, к сожалению, обладает тем свойством, что с первого взгляда оно вроде бы не может победить зло. Потому что когда оно сжимает, так сказать, кулаки, чтобы эффективно бороться со злом, то немедленно перерождается в это же самое зло. Именно поэтому демократию и вообще Светлое Будущее на крови построить невозможно.

- А как же тогда? Демократия все-таки в мире существует, пусть урезанная, но как-то ведь её построили? - спросил Реджинальд.

- А вот не угодно ли самим пострадать за собственные идеи, только так.

- По-моему, вы слишком пессимистично настроены, Леонид, - сказал Реджинальд.

- Нет, отчего же, напротив, я - оптимист, потому что все-таки верю, что в конце концов что-нибудь у людей да получится. И будет Царствие Небесное на Земле.

- Вы так считаете?