Ночь после выпуска

- Вы прекрасно знаете, какими картами мне приходится играть. У вас, Зоя Владимировна, козыри в руках покрупнее. Любые мои замечания вы с легкостью отбивали: мол, полностью придерживаюсь утвержденных учебных программ. С одной стороны - устаревшие программы, с другой - косные привычки самих преподавателей, а посередине - школьный завуч. Более беспомощной фигуры в нашей педагогике нет.

- Вы даже против программ! Вы хотите перевернуть обучение в стране? Не много ли вы хотите?

- Я просто хочу, чтоб учителя, с которыми я работаю, открыли глаза на опасность... Грозную опасность, Зоя Владимировна! Я ее и раньше чувствовала, но сейчас она для меня открылась с особенной отчетливостью. Так ли уж редко мы выпускаем людей ничем не интересующихся, ничем не увлеченных? Но должны же они занять чем-то себя, свой досуг. Хорошо, если станут убивать время безобидным забиванием козла, ну а если водкой... Мало ли мы слышим о пьяных подростках! Вспомните нашумевшее два года назад судебное дело. Три подгулявших сопляка семнадцати-восемнадцати лет среди бела дня на автобусной остановке пырнули ножом женщину. Так просто, за косой взгляд, за недовольное слово - трое детей остались без матери.

Директор досадливо крякнул:

- Ну, знаете ли!

- Они же не с нашей улицы, из чужой школы. Вы это хотите сказать, Иван Игнатьевич?

- И на солнце бывают пятна. Не связывайте патологическое уродство с нашим обучением.

- А вы забыли, что в прошлом году уже нашего ученика Сергея Петухова милиция задержала в пьяном виде. Он не убивал, да! По к водке-то потянулся! Почему? Семья испортила? Нет, семья хорошая: мать - врач, отец - инженер, оба уважаемые люди, в рот не берут спиртного. Товари-щи дурные сбили с пути? Но эти товарищи, как оказалось, тоже бывшие ученики, их-то кто испортил? Был пьян, попал в милицию. Можно ли поручиться за пьяного недоросля, что он не совершит преступления?

Иван Игнатьевич ничего не ответил, смотрел в пол, сосредоточенно сопел. Нина Семеновна глядела на Ольгу Олеговну от дверей остановившимися глазами. Физик Павел Павлович хмурился и курил. На искалеченном шрамом лице математика Иннокентия Сергеевича подергивался живчик - верный признак, что взволнован.

Зоя Владимировна в общей тишине медленно-медленно поднялась со стула.

6

Юлечка Студёнцева выпила за Наткино счастье, и Натка не возразила, не фыркнула в ответ - приняла. А раз так, то стоит ли расстраиваться, что она, Натка, не поддержала его, Генки, тост. Просто, как всегда, показывает норов, дурит. Пусть себе...

И Генка освобожденно оглянулся.

Перед ним стояли товарищи. Все они родились в одни год, в один день пришли в школу, из семнадцати прожитых лет десять знают друг друга вечность! И Генка вспомнил щуплого мальчишку - большая ученическая фуражка, налезающая на острый нос, короткие штанишки, тонкие ноги с исцарапанными коленями. Это Игорь Проухов, начавший теперь уже обрастать бородой. Помнит, и хорошо, Сократа Онучина: мелкий вьюн, пискляв, шумел, совался постоянно под руку, а в драках кусался. И Юлечку помнит, она, кажется, и не изменилась, даже подросла не очень - была серьезная, такой и осталась. А вот Натку, как ни странно, в те давние времена, в первый год учебы, Генка совсем не помнит. Веру Жерих тоже... Трудно поверить, что Натка долгое время могла не замечаться.

Перед Генкой стояли его товарищи, и только теперь он остро почувствовал, что скоро придется расставаться, иные люди войдут в его жизнь, иной станет сама жизнь. Какой?..

Кто знает эту тайну тайн? Сжимается сердце, но нет, не от страха. Генка привык, что все кругом его самого побаивались и уважали. Тайна тайн в неизвестном-то и прячутся неведомые удачи. Странно, что Юлька Студёнцева - тоже ведь удачлива! - сегодня какая-то перекручен-ная. В попутчики вдруг навязывалась... Генка был благодарен Юлечке и жалел ее.

- Это хорошо же, хорошо! - заговорил он с силой.- Тысячи дорог! На какую-то все равно попадешь, промашки быть не может. Ни у тебя, Юлька, ни у меня, ни у Натки... Вот Игорю труднее - одну дорогу выбрал. Тут и промахнуться можно.

- Старичок! Без риска нет успеха! - отбил Игорь.

Юлечка с горячностью возразила:

- Даже если Игорь и промахнется... Тогда у него будет, как у нас, те же тысячи без одной дороги. Счастливый, как все. Он что-то не хочет такого счастья, и я не хочу! Хочу тоже рисковать!

- Человек - забыли, фратеры,- создан для счастья, как птица для полета! - провозгласил важно Сократ.- Лети себе куда несет.- Он забренчал: - Эх, по морям, морям, морям! Нынче здесь, а завтра - там... Вот так-то!

- Птица-то и против ветра летает,- напомнил Игорь.- А ты не птица, ты пушинка от одуванчика.

- Пушинки-то с семечком. Куда ни упадем - корни пустим...- Генка с хрустом потянулся.- И вы-рас-тем!

- На камни может семечко упасть,- напомнила Юлечка.

Натка молчала, как обычно, с невозмутимостью, застыв в отдыхающей позе - вся тяжесть литого тела покоится на одной ноге, рука брошена на бедро. Она лениво пошевелилась, лениво произнесла:

- Летать. Мыкаться. Лучше ждать.

Вера вздохнула: