Ночь длиною в жизнь

Я еще глотнул сока, вытер горлышко рукавом и убрал пакет в холодильник.

— На вкус — кошачья моча. Давай я увеличу алименты, купи приличный сок, а?

— Твои алименты даже если утроить, все равно на пакет в неделю не хватит, — ласково и холодно ответила Оливия, взглянув на часы.

Если тянуть кошку за хвост слишком долго, она покажет коготки.

Холли разрядила обстановку, выскочив из комнаты с криком: «Папа-папа-папа!» Я оказался у подножия лестницы как раз вовремя: Холли скатилась по ступенькам вертящейся петардой — золотая паутина волос, розовые искры, — повисла у меня на шее, обвив талию ногами, и хлопнула по спине школьным портфелем и плюшевой лошадкой по имени Клара, видавшей лучшие времена.

— Привет, игрунка, — сказал я, целуя дочь в макушку. Холли была легкой, как фея. — Как прошла неделя?

— Куча дел, и я не игрунка, — строго сказала Холли, нос к носу. — Что такое игрунка?

Холли девять, у нее тонкая кость и нежная кожа — точная копия родственников по маминой линии; мы, Мэки, — крепкие, толстокожие и густоволосые, скроенные для тяжелой работы в дублинском климате; только глаза у нас особые. Когда я впервые увидел Холли, она взглянула на меня моими же глазами — огромными распахнутыми голубыми озерами, сразившими меня как удар электрошока, и мое сердце до сих пор каждый раз екает. Пускай Оливия сменит мою фамилию, как старую почтовую бирку, пусть набьет холодильник противным соком, пусть приглашает педофила Мотти на мою половину кровати, но ей никогда не справиться с этими глазами.

— Это волшебная фея-обезьянка, которая живет в заколдованном лесу, — ответил я Холли.

Во взгляде дочери одновременно читалось и «ух ты», и «да ладно».

— Так чем ты занята, игрунка?

Она соскользнула с меня и со стуком приземлилась на пол.

— Мы с Хлоей и Сарой хотим сделать группу. Я нарисовала тебе картинку в школе, потому что мы придумали танец, и можно мне белые сапожки? А Сара написала песню, а… — Мы с Оливией чуть не улыбнулись друг другу через голову Холли, но Оливия спохватилась и снова взглянула на часы.

Перед домом мы столкнулись с моим другом Мотти — заурядным, безупречно законопослушным парнем; это я знаю точно, поскольку пробил его номерной знак в их самое первое свидание. Дермот даже ни разу не припарковал свою «ауди» в неположенном месте и не виноват, что выглядит так, будто вот-вот рыгнет.

— Добрый вечер, — сказал он мне, дернув головой, как на электрическом стуле. — Привет, Холли.

— Как ты его зовешь? — спросил я Холли, пристегивая ее к детскому сиденью.

На пороге Оливия — вылитая Грейс Келли — целовала Мотти в щечку.

Холли пригладила гриву Клары и пожала плечами.

— Мама хочет, чтобы я говорила «дядя Дермот».

— А ты?

— He-а. Вслух никак не зову. Про себя называю Осьминог. — Холли зыркнула в зеркало заднего вида, проверяя, не влетит ли ей за прозвище, и заранее упрямо выставила подбородок.

— Замечательно! Узнаю родную кровь! — Я рассмеялся и резко развернул машину. Взвизгнули тормоза, и Оливия с Осьминогом подпрыгнули от неожиданности.

С тех пор как Оливия взялась за ум и вышвырнула меня, я живу на набережной, в большом многоквартирном доме, который в девяностые годы построили, видимо, по проекту, родившемуся в воспаленном воображении Дэвида Линча. Пушистые ковры совершенно заглушают шаги в коридоре, однако даже глухой ночью со всех сторон раздается гудение пяти сотен мозгов: жильцы мечтают, надеются, строят планы, нервничают, размышляют. Я вырос в муниципальной многоквартирной хибаре и вроде бы должен привыкнуть к жизни в улье, но тут другое: соседи мне не знакомы, мы с ними не видимся, я понятия не имею, когда они уходят, как приходят. Может быть, они вообще не уходят, а забаррикадировались в квартирах — и думают. Во сне я вполуха прислушиваюсь к гудению их мозгов: вдруг да придется вскакивать с постели и защищать свою территорию…

Мой уголок «Твин-Пикса» обставлен в стиле «шик разведенного»; вот уже четыре года квартира выглядит так, будто перевозка мебели застряла в пути. Исключение — комната Холли, где собраны все светлые пушистые предметы, известные человечеству. Мы с дочуркой поехали выбирать мебель как раз в тот день, когда я выцарапал у Оливии разрешение на то, чтобы Холли проводила со мной одни выходные в месяц, хотя морально подготовился к тому, что дочку никогда больше не увижу. На радостях я решил скупить для Холли все три этажа торгового центра.

Мы с дочкой шли по тихому коридору.

— Что завтра делаем? — спросила она, волоча Клару за ногу. Грива лошадки подметала пушистый ковер. Прошлый раз Холли завопила бы «Караул!» от одной мысли, что игрушка коснется пола. Мигнул — проморгал эпоху.

— Помнишь, я тебе воздушного змея купил? Вот сделаешь уроки — пойдем запустим его в парке, если дождя не будет.

— А Сара с нами пойдет?

— После обеда позвоним ее маме.

Родители подружек Холли от меня без ума. Верх родительской ответственности — отправить ребенка в парк под присмотром детектива.

— А на обед купим пиццу?