Нобелевский лауреат

— Шеф утром вызывал, — усталым голосом продолжил Явор. — Коллеги тоже ничего не обнаружили. Банда Электрода в принципе не занимается подобными вещами. «Три поросенка» ведут себя очень странно — по всему видно, что готовятся с кем-то поквитаться, но твой нобелевский лауреат здесь ни при чем. А «Фантомы» и «Балбесы» — это фантомы и балбесы. И тут ничего не попишешь.

— Вчера я встречалась с Бегемотом, — сказала Ванда. — Он мне пообещал сделать все, что сможет. Он — гад, и я ему вообще не доверяю, но ради брата может почесаться, в этом я почти уверена. Сегодня вечером у меня с ним снова встреча.

— Ты, конечно, здорово придумала, но с этих пор забудь о Бегемоте.

— Почему? Что случилось?

— Вчера вечером его брат попытался бежать. Я подробностей не знаю, но мой человек в варненской тюрьме сказал, что его застрелили при попытке к бегству. Он мертв. И сделали это не охранники, а наши люди, которых вызвали на подмогу. Бежали брат Бегемота и еще двое, но с теми ничего не случилось. Несчастный случай, что поделаешь. Такие вещи бывают…

— Значит, пока я его катала туда-сюда по Софии… Черт бы всех побрал! Нашел время, когда побеги устраивать, кретин!

— Ты все-таки попробуй! Хотя не знаю, получится ли именно сегодня. Мой человек сказал, что Бегемоту как единственному родственнику уже сообщили. Сейчас он, наверное, в Варне на опознании.

— У нас есть и другие, — неуверенно вымолвила Ванда.

— Да, есть, — вздохнул Крыстанов. — Но это займет уйму времени, а вот его-то у нас и нет. Нужно отыскать другой способ.

— А шеф что говорит?

— Ничего, что он может сказать. На него давит министр, а на министра — сама знаешь кто.

Ванда не ответила. Она чувствовала себя опустошенной. Голова тоже была абсолютно пустой. Каждая новая попытка придумать что-то иное, что могло бы сдвинуть расследование с мертвой точки, ни к чему не приводила. Появилось ощущение, что она вертится по кругу, и ничего нельзя изменить. Пока Ванда размышляла, Крыстанов дозвонился до национального бюро Интерпола и попросил у них информацию о Роберте Ваве и его агентстве.

Спустя короткое время он поднялся с места, подошел к окну и открыл его.

— Давай закурим! — предложил он.

Ванда с радостью согласилась, так как с утра у нее не было возможности купить сигареты. Явор подтолкнул к ней вчерашнюю пачку неизвестной индонезийской марки.

— Неужто контрабандные? — съехидничала Ванда.

— В сущности, да, — небрежно ответил Крыстанов. — Мой друг, таможенник, меня снабжает. Как только конфискуют товар — посылает мне несколько блоков. Остальные, к сожалению, сжигают.

Ванда не поняла, шутит он или говорит серьезно. У Явора всегда трудно было понять, что он имеет в виду.

— Хорошо, договоримся так: с тебя незаконные сигареты, с меня — кофе. Идет?

Крыстанов меланхолично кивнул.

«Ему сейчас даже целое ведро кофе не поможет», — подумала Ванда, спускаясь по лестнице. Впрочем, то же можно было сказать и о ней.

Пока она опускала монетки в прорезь автомата, зазвонил телефон. Номер, который обозначился на дисплее, был ей незнаком, хотя первые четыре цифры подсказывали, что звонок может быть из министерства. Она нажала на кнопку.

— Инспектор Беловская? — спросил смутно знакомый женский голос.

— Да, это я.

— С вами хочет говорить господин министр.

«Час от часу не легче», — подумала Ванда, напрягшись. Впервые за столько лет министр лично позвонил ей, и это не обещало ничего хорошего.

— Беловская? — послышался в телефоне бодрый голос Гергинова, и Ванда напряглась еще больше.

— Слушаю вас, господин министр.

— Если я не ошибаюсь, не далее как вчера ты пообещала мне лично докладывать обо всех своих действиях.

— Конечно, господин министр, — пролепетала Ванда.

— Так что, я должен тебя разыскивать, что ли?

Вдруг в сознании Ванды возник забытый образ молодого Гергинова, который тогда был для нее просто Геро. Они сумели раздобыть путевки в Дом отдыха полицейского управления в Несебре. Она вспомнила, как Геро уселся за пианино в столовой и сыграл для нее «Экспромт» Шуберта. Потом Ванда еще долго не могла запомнить впервые услышанное слово. Тогда в первый и последний раз в ее жизни кто-то сыграл музыкальное произведение лично для нее.

Теперь этот «кто-то» стал министром, то есть, совсем другим человеком. Старый Геро куда-то исчез, а вместо него появился новый, который, кажется, всегда был для нее только господином министром.

Ванда вдруг ужасно разозлилась. Прямо даже затошнило. Будь она сейчас у него в кабинете, наверное, залепила бы ему пощечину.

— Вы распорядились докладывать вам, если будут какие-то результаты. В настоящий момент у меня их нет, — ответила она официальным тоном.

— Это как понимать?

— Буквально.

— Ты с ума сошла? — Гергинов никогда не кричал. Наоборот, когда он злился, голос его снижался почти до шепота и в нем начинали звучать угрожающие нотки.

— Я вас уверяю, что мы с Крыстановым делаем все, что от нас зависит…

— Я в этом не сомневаюсь, — прервал ее министр, уже более спокойно. — Но, очевидно, вам нужно приложить больше усилий.

— Если вы считаете, что мы не справляемся, поручите это дело кому-то другому.