Урок английского: личный опыт
Когда я вспоминаю, что во время школьных неурядиц взрослые часто говорили: «Все ерунда. Вот вырастешь, будешь вспоминать школьные годы, как лучшие», – меня просто трясет от возмущения. Ложь! Я все прекрасно помню. Все обиды, боль, всю неправду и, конечно, все приятные моменты тоже. Школьная жизнь была полосатой, как зебра, в моем детском восприятии. Такой она и осталась. И сейчас я хочу поделиться с вами моей собственной историей.
Ну, как же ее звали? Черт! Так странно: наше противостояние длилось несколько лет и одно время было самым значимым событием в моей жизни… А теперь я даже не могу вспомнить, как ее звали. Хотя хорошо помню ее голос, светлые густые локоны, шляпы с широкими полями и пряный запах ее духов. Ах да, еще и фамилию. Ее фамилия была Дементьева.
Наше знакомство началось не лучшим образом. 15 сентября у моей мамы наступил очередной день рождения, а я как примерная дочка готовила ей подарки. Я сидела на корточках в школьном огороде и срезала ножницами астры. Охапка уже была вполне приличной, как вдруг из окна соседнего дома, с четвертого этажа высунулась премилая женская головка и заорала:
– Девочка, что это вы тут делаете? Что это вы цветы школьные рвете? А ну, положите на место и бегом отсюда, а не то я узнаю, из какого вы класса, и все расскажу директору.
– Что расскажете? Что я тут на школьной практике все лето мозоли натирала? Это наша грядка, 3-го «В». Я эти цветы сажала, я их и буду вы-ры-вать. А директор тут ни при чем. Он лично ничего здесь не полол и не поливал.
Головка в окне задохнулась от возмущения и зашипела:
– Вы еще меня вспомните, девочка…
– Не сомневаюсь, – радостно парировала я, продолжая нарезать астры.
Потом сгребла охапку домой и гордо прошествовала из школьного огорода. Я топала к подъезду, размышляя о том, как красиво я «обломала» голову из окна. Было эффектно и полностью соответствовало моим убеждениям о справедливости, силе духа и отстаивании собственного мнения.
Разговоры на эти темы постоянно велись в нашем доме. «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях», – цитировала мама Мусу Джалиля. Папа тоже не отставал. А в одной книжке для подростков (ух, как радовались родители, что дочка читает не по возрасту взрослые книги!) я нашла, что, имея собственные убеждения о том, что такое хорошо и что такое плохо, нужно стоять на своем и не подчиняться взрослым, если их мнение порядком отличается. Рвать цветы для мамы в школьном огороде было однозначно хорошо и сомнению не подлежало.
Этот эпизод практически стерся из памяти. Его затмила череда важнейших событий моей школьной жизни: прощание с первой учительницей, переход из начальной в среднюю школу, новая классная, новые предметы. Самым притягательным среди них был английский язык и наша добрая преподавательница – дородная полька, которая слегла на месяц в больницу после первой четверти. Нам дали замену.
На уверенных сбитых ногах в класс прошествовала та самая премилая женская голова с четвертого этажа. Она всегда входила победоносно, величественно несла свое упругое нерожавшее тело, густые локоны блондинистых волос и самые модные в школе шмотки. Женщины ей завидовали, мужчины ею восхищались. Еще бы – жена лучшего кардиолога нашего провинциального полесского городка Пинска. Дама, привыкшая убивать взглядом и говорить таким шепотом, что стекла дрожали. Дама, привыкшая любить так, что во рту становилось сладко-сладко.
Она входила в класс, зная, что встретит там меня. А вот я была не готова. Тогда я даже не знала, что она – англичанка, и почти не помнила нашу огородную перепалку. А вот ОНА помнила ее чудесно. Она положила журнал на учительский стол, увидела меня и просверлила таким взглядом, что я невольно попятилась назад и… перевернула цветок за спиной. Он грохнулся на пол, керамический горшок раскололся, земля рассыпалась.
– А сейчас, девочка, вы возьмете совок и веник и уберете все, что натворила одна глупая неосторожная корова. – Она, словно монеты, чеканила слова. Каждое на вес золота. Цельно. С пробой.
Мои убеждения были в одночасье скомканы ее напором.
– Только не плакать, только не плакать, – шептала я себе, собирая веником землю в совок. Но нестерпимо краснели уши от обиды и стыда.