И еще одно угнетало. Подводники жили честно, по своим документам. А он все время подспудно побаивался, что его обман раскроется. Конечно, ничего противозаконного он не совершал и воевал не хуже других, но как это объяснить НКВД или «СМЕРШу»? Раз живешь под чужой фамилией и с документами погибшего, стало быть, есть что скрывать. А не враг ли ты, не немецкий или финский шпион, умело маскирующийся под краснофлотца? Володя как-то поймал себя на мысли, что обходит радиостанцию стороной. Ведь для любого шпиона связь — это важнейшая сторона работы. Добыл сведения — передай, иначе они устареют и будут никому не нужны. А передать что-то с подлодки можно было только по рации. Как-то даже радист с «малютки» обиделся на него.
Подводники отмечали праздник — День Военно-морского флота. Володя отсел подальше от радиста, и тот это заметил:
— Ты уже второй раз от меня отсаживаешься, как от чумного. От меня что, плохо пахнет? Так я вчера в бане был.
— Нет-нет, как ты мог подумать? — стал оправдываться Владимир. — Я просто к торпедисту Саше поближе хотел сесть, все-таки одно боевое подразделение.
— А, тогда ладно, — смягчился радист.
Вне лодки подводники старались время вместе не проводить — за время походов одни и те же лица в лодке надоедали. Они и так знали заботы, радости и семейные неурядицы друг друга.
Конечно, Владимиру хотелось бы пообщаться с другом без опасений, поделиться проблемами, посоветоваться, но такого человека рядом с собой он не видел. К тому же в людях этого, военного, времени Володя заметил то, что уже отсутствовало в его современниках: здесь безудержно верили в полководческий гений Сталина, непогрешимость руководителей партии, органов НКВД и «СМЕРШа». Хотя зачастую в руководство пробивались люди малограмотные, безынициативные исполнители, боящиеся брать на себя ответственность.
В госпитале Володя отлежался, отоспался от вахт, отогрелся. В боевых походах вахты и атаки — свои и чужие — выматывали. А в госпитале он уже на десятый день стал размышлять — особенно после слов командира.
Действительно, через полтора года закончится война, и если он останется жив — куда ему податься? Армию и флот после войны сократят, стране будет не под силу содержать столько здоровых мужиков. А море и подлодки он любил. Вот и лезли в голову тяжкие думы, и выхода он пока не находил.
В полдень, как и многие раненые, он подходил к репродуктору, слушал сводки Совинформбюро о положении на фронтах, обменивался с другими краснофлотцами мнениями. Только о войне на Севере говорили мало. Фронт стоял на месте, и что можно было рассказать о действиях флота?
Минуло уже десять дней, как его лодка ушла в поход, и Володя стал беспокоиться — не случилось ли чего, почему Саша не идет его проведать? Ведь запасов по автономности «малютке» хватало на семь дней, а если сильно экономить топливо, можно растянуть на восемь.
Однако Саша все же навестил друга.
— Извини, что не сразу пришел. Лодка на базе уже третий день. Потрепало нас сильно.
— Немцы?
— Непогода.
Конечно, мореходность у «малютки» была всего пять баллов, шторм не для нее. Да и создавалась лодка для прибрежного плавания. Главным ее достоинством было то, что она могла транспортироваться по железной дороге к любой базе. До войны это считалось преимуществом — можно было быстро и скрытно перебросить лодки с одного морского театра военных действий на другой. Прочие же военные качества, такие, как вооруженность, мореходность, малая автономность плавания и небольшая глубина погружения, остались на втором плане.
— Теперь на ремонте стоим. Командир просил передать тебе привет, ну и другие члены экипажа — тоже.
Они поговорили о здоровье Володи, потом — о флотских слухах. Саша был человеком общительным, имел на базе много приятелей и знал все сплетни, только Володю это мало интересовало.
Через три недели пребывания в госпитале Владимира выписали, предоставив две недели отпуска по болезни. Ехать ему было решительно некуда, а оставаться на базе не хотелось. Но неожиданно Володя вспомнил о продавщице Кате из Молотовска. А не махнуть ли к ней? Тем более что Саша на днях говорил о том, что в Молотовск для ремонта идет «морской охотник».
Как удалось узнать, МО туда действительно шел. Командир его сначала упирался, не хотел брать Владимира.
— Не пассажирское судно у меня.
— Я же к родным, отпуск после госпиталя дали, — слегка приврал Володя.
Командир смягчился:
— Ладно, поднимайся на корабль.
«Охотник» шел до Молотовска сутки и за это время вымотал качкой всю душу. То ли отвык Володя за три недели от качки, то ли кораблик всегда так болтало, но он спустился на пирс Молотовска зеленым от качки. А может, просто после болезни ослабел.
С трудом Володя нашел знакомую улицу и дом, постучал в дверь.
— Кто там? — раздался знакомый голос.
Володя помедлил с ответом. Вот ведь приперся нежданно-негаданно. А вдруг она не одна? Он ведь ей не законный муж — даже не любовник в полном смысле слова.
— Это я.
Катя распахнула дверь.
— Саша? — удивилась она. — Заходи.
Володя снял бушлат.
— Ты теперь в военном флоте? Помнится, ты плавал на «Софье Перовской»?