Нью-Йорк

– Так думают чуть ли не все, – кивнул Хьюз. – И вот поэтому с Америкой мы натолкнулись на трудности. Больше чем на трудности. Откровенное противостояние.

– Это почему же?

– Потому что колонисты считают себя англичанами. Ваш батюшка считает себя англичанином?

– Разумеется. Верноподданным.

– Но он живет в Америке, а потому не обладает теми самыми правами, которые делают его англичанином, а следовательно, верноподданным. Имперской системой это не предусмотрено. Ваш отец не свободнорожденный англичанин. Он колонист. Он может быть благодарен правлению свободнорожденных англичан в Лондоне, которое, клянусь, лучше тирании, но это все, чем он располагает. Если ваш отец предан королю и империи, поскольку считает себя англичанином, то это самообман. А все потому, что никто не знает, как управлять империей иначе. Следовательно, говорю я вам, дело рано или поздно обернется конфликтом. Если ваш лояльный родитель имеет толику здравого смысла, то он восстанет. – Этот суровый парадокс, казалось, доставил Хьюзу известное удовольствие. Он победоносно взглянул на обоих.

Джеймс рассмеялся:

– Не думаю, что передам ваши слова отцу. Но скажите мне вот что: как же еще управлять империей? Как представить интересы американских колонистов?

– Есть две альтернативы. Американские представители могут войти в лондонский парламент. Довольно несподручно, коль скоро Америка за океаном, но может и получиться.

– И колонисты будут иметь право голоса в английских делах? – усомнился Грей Альбион. – Не представляю, какая власть на это пойдет.

– Теперь вы сами видите, – сказал Хьюз, лукаво улыбнувшись Джеймсу, – против чего восстают колонисты. На самом же деле, – обратился он к Альбиону, – будь власти поумнее, они замахнулись бы и на большее. Если американские колонии будут представлены в Лондоне, то в дальнейшем по мере их разрастания может расти и число представителей, а через век или два, смею сказать, мы получим имперский парламент, в котором большинство составят американцы. Кто знает, быть может, король покинет Лондон и перенесет двор в Нью-Йорк!

Грей Альбион расхохотался. Джеймс покачал головой, не только развеселившись, но и призадумавшись.

– Вы упомянули две альтернативы, – напомнил он Хьюзу.

– Да, именно так. Вторая – предоставить американцам управляться самостоятельно, хотя бы пусть утверждают налоги, которые им же платить.

– Если они вообще захотят платить налоги.

– Да, здесь существует подвох, но им все равно придется платить за свою защиту. Однако лондонским министрам нелегко поделиться властью.

Тут вмешался Грей Альбион:

– Хьюз, вы забываете об одной закавыке. Наши министры боятся уступить требованиям американских радикалов, потому что свободы захочется и другим областям, Ирландии в первую очередь, и вся Британская империя рухнет.

– По-моему, если они не уступят, их ждут еще большие неприятности, – заметил Хьюз.

– Значит, вы не считаете надежными нынешние договоренности с Америкой? – спросил Джеймс.

– Я думаю, что такие люди, как Бен Франклин и ваш отец, достигнут временных компромиссов, но система прогнила насквозь.

Когда вечер закончился и Джеймс с Греем Альбионом пошли домой, Грей дал волю чувствам:

– Правда, Хьюз тот еще орешек? У него на все свой ответ! Некоторым кажется, что он слегка не в себе, но я им восхищен!

Джеймс молча кивнул. Он ни секунды не думал, что Хьюз не в себе. Но сказанное клерком озадачило его, и ему хотелось подумать.

Вечером следующего дня он познакомился с Ванессой. Это произошло в доме лорда Ривердейла, и Джеймс надел великолепный, новенький синий камзол, про который знал, что тот ему очень к лицу. Поскольку Ванессу представили как леди Рокберн, он счел ее замужней особой. Они немного поговорили, и он не мог не заметить ее редкую красоту – белокурая, стройная, со светло-голубыми глазами, взор которых казался отсутствующим. Но он не вспомнил об этой встрече до конца вечера, когда одна леди заявила ему о немалом впечатлении, которое он произвел на Ванессу. Джеймс обронил, что не знаком с ее мужем.

– Разве вы не знаете? Она вдова. – Леди наградила его многозначительным взглядом. – И совершенно свободная.

Через несколько дней он получил тисненый пригласительный билет на прием в доме леди Рокберн в Мейфэре.

У них ушел месяц на то, чтобы стать любовниками. За это время он понял, что она подстраивала события так, чтобы встречаться почаще, одновременно оценивая его. Он очень быстро убедился в ее физическом влечении к нему, но этого, очевидно, было мало. Поэтому, когда сигнал был наконец подан, он ощутил себя изрядно польщенным. Но даже тогда он не вполне понимал, почему она выбрала именно его. А когда спросил, она ограничилась ответом уклончивым и беспечным.