Счастью всегда что-нибудь мешает. Всегда…
…Через месяц моя «Ню» прошла конкурс, и я выставил ее в престижной галерее. Вскоре пришло предложение выставить ее на… У меня появились заказы, клиенты, деньги, не было только Ню. С тех пор как я оставил ее в моем-теткином доме, я не знал о ней ничего. А может – не хотел знать. Потому что – проще. Потому, что за счастье надо платить. Потому что – всегда…
«Ню» попутешествовав по разным галереям и залам, вернулась ко мне в мастерскую. Продавать ее я отказался. Но и смотреть на нее, видеть ее изо дня в день тоже – не мог. Лишь изредка снимал чехол, ставил ее к стене и раздвигал шторы……Письмо я получил в начале августа. Текста не было, только фотография – Ню и два маленьких свертка у нее на руках. Слева и справа. Голубые ленты – мальчики… На обороте надпись: «Яблочки Ню. 17 июня.»
Счастливые глаза.
…И я бросился в аэропорт…Птицы летают выше
И все-таки мы выбрали маяк. Или он – нас…
Как ни крути, а безвыходные ситуации встречаются в жизни чаще, чем мы бы того хотели.
По сути, вся жизнь наша – безвыходная ситуация.
Можно либо закрыть на это глаза и просто дышать и получать удовольствие от маленьких радостей – зимнего голубого неба, легкой и приятной работы, нехитрого секса, наваристых щей.
А можно… Можно выбрать маяк…
Да, в этом нет ничего нового – знаю. Знакомая философия.
Принц датский с его вечным вопросом.
Но вот… В какой-то момент времени эта самая философия вдруг становится твоей молитвой, твоей верой и смыслом жизни, и тогда неразрешимый вопрос предстает во всей своей силе, страсти и неизбежности.
И ты – выбираешь маяк. А может, он выбирает – тебя…Сколько маяков на земле?
А сколько на земле влюбленных? Сколько – любимых?
И кто может измерить счастье? Да и – как? В каких единицах?
Вот и мы не будем. Хотели про маяк?
Слушайте…– Берт…
– Да, милая…
– Скажи, что мне все это приснилось.
– Что – все?
– Все, что вокруг – то, что я всегда так любила в той, прошлой жизни. И лазурное море и белый маяк с красной крышей, и чайки, чайки – без конца. И эти две с половиной комнаты, которые – наши, только наши, Берт. Скажи, это все – сон?
– Может быть.
– Нет, пожалуй, наоборот, я уверена, что сон, это все, что было до…
– Знаешь, я заранее согласен со всем, что ты скажешь…
– Как, ты же такой неисправимый спорщик.
– Был. Был. Здесь все иное. Все по-другому…
– Нет. А наши чувства? Они – прежние.
– Потому-то у нас и получилось.
– Да, но…
– Что, Бэлла?
– Скажи, никому не больно?
– Что ты имеешь ввиду?
– Ну… Оттого, что нам так тепло – никому не больно?
– Не думаю… Нет, просто наша боль уже позади, уже – позади…
– Пожалуйста, не вспоминай об этом, ладно?
– Хорошо, милая, не буду. Больше не буду. Хотя…
– Что? О чем ты, Берт? Я же – вижу. Ну…
– Видишь ли… Если забыть боль, сможем ли мы сберечь наше тепло?
– Я… Я не знаю…
– Тогда – зачем забывать? Давай…
– Берт, неужели, ты и правда хочешь?..
– Да. С самого начала. И тогда наш рассказ будет называться – наша…