Ню

…Через пять недель необходимый аванс был у меня в руках, еще через четыре дня некое лицо перевело на счет израильской клиники требуемую сумму и, как говорила в свое время одна популярная личность, процесс пошел…

…Я смотрел вслед креслу-каталке, на котором ее увозили к самолету и… Да, конечно, я надеялся, я даже – почти верил, но видеть ее – Дину – такой и не испытывать сомнений… Не думать, что может в последний раз вижу ее – живой, вижу – вообще… В тот момент и слезам бы не удивился… Но я стоял, как каменный истукан и смотрел вслед самолету, рулившему к началу взлетной полосы, смотрел, как он разбежался и взлетел, смотрел, когда он уже исчез в небе и, наверное, стоял бы еще не знаю сколько, если бы меня не взяли за локоть, и я не услышал:

– Юра, пора. До начала два часа. Пока доедем…

В этот день я чуть не проиграл скачку. Попался один упрямый, такой же, как я когда-то, и я знал, что уже сегодня вечером ему… Но не в этом дело. А вот бока у моего коня были изранены шпорами и ходили ходуном. Михалыч, конюх, набросивший на него попону победителя, покачав головой, бросил мне:

– Ну, Юра, загнал ты его сегодня, загнал… Ему после такого не отдых нужен, лечение… Я-то думал, ты к ним – с сердцем. А ты…

Я промолчал…

…Иногда я говорил с Диной по телефону. Оставалось меньше недели. Ее уже готовили к операции, которая должна была состояться в ближайший понедельник, был найден подходящий донор, какой-то молодой мужчина. Когда она мне об этом сказала и добавила, что они познакомились, и он очень симпатичный, я даже… В общем, глупости, конечно, но я почувствовал, что все то – ради чего, обретает какие-то реальные очертания. И – не то, чтобы отпустило, но я снова начал… ощущать мир вокруг.

Сама операция была уже оплачена почти целиком. В воскресение – скачка. Президентский приз – главный приз сезона. Я получаю и перевожу очередную сумму, в понедельник – операция, а дальше – послеоперационный период и… ремиссия – мне Дина по телефону это слово сказала, что-то вроде времени, необходимого для полного исчезновения симптомов болезни. Конечно, если все пройдет…

Но об этом мы с ней не говорили…

…– Все отменяется, все! Понял? У нас менты на хвосте, ты можешь это понять? Сесть хочешь? Скажи спасибо, что тебя вовремя предупредили, а то бы… Ты нас не знаешь, мы тебя не знаем, ясно? Кому-то из дирекции мало показалось, что ли… Короче – все. Мы всех своих лошадей со скачек снимаем, а ты можешь – хоть верхом на метле…

Вот и все. И все – зря…

7. Спаси и помилуй

– Юра, вставай, слышишь! Просыпайся, ну. Ты уже тут до вечера долежался, хорош. Вставай…

Михалыч трясет меня за плечо и приговаривает:

– Это же надо, так нажраться, а… Я тебя таким сроду не видел, ты же вообще непьющий, ты же жокей, каких мало, тебе надо форму держать. Тебе – нельзя…

– Можно, уже можно. Теперь уже – все равно… – я спускаю ноги на пол и сажусь. Та же каптерка, тот же топчан, стол, на котором…

– Про все равно мы потом поговорим. А пока – вот… – он достает из-за пазухи небольшую флягу и наливает в стоящий на столе пустой стакан на два пальца. – Пей, ну! А теперь ступай в душ. Вернешься – поговорим про твое все равно…