– Прошу вас довериться мне и на сей раз, Фридрих Карлович. Нам крайне важно знать, что здесь будет происходить, так сказать изнутри, каким людям можно будет доверять. Вы умеете располагать к себе. Вы тонкий психолог и проницательный человек. Вас сложно ввести в заблуждение и обмануть. Кроме того, вы не только врач «с именем», профессор, но и, что самое ценное для нас сейчас, вы – немец. А значит, общие национальные корни позволят вам легко найти общий язык с нашими врагами. По возможности устанавливайте контакты с офицерами, врачами, в общем, со всеми теми, кто непременно станет обращаться к вам за помощью. Ваш опыт, жизненная мудрость, возраст как нельзя лучше подходят для этой роли.
– Тимофей Петрович, вы предлагаете мне в преклонных годах стать шпионом. Не кажется ли вам, что это не очень рациональное использование моих возможностей.
– Я всё понимаю, Фридрих Карлович. Но вы войдите в моё положение – такую подходящую кандидатуру, как ваша, трудно найти. Вы, поверьте моему опыту и интуиции, не вызовете никаких подозрений даже при тщательной проверке вас со стороны СС. Вы всю жизнь только и делали, что лечили людей, хорошо лечили. Вы были вне политики, вы ни в чём не замешены. И потом, как можно бросить жителей без хорошей врачебной помощи?! – закончил свою мысль комиссар.
– Когда вам нужен мой ответ?
– Сейчас! У нас нет времени.
Мне совсем не нравилась эта затея. В ней было что-то жуткое, отталкивающее. Одно дело оперировать раненых, находясь среди своих, другое дело выполнять свои обязанности «под пятой» захватчиков, да ещё обременённым таким непростым заданием. Я прекрасно понимал в какую игру втягивает меня Безбородов, в мир предателей, провокаторов, ловушек. Смогу ли я быть так полезен, как обо мне думает комиссар? Но чашу весов в сторону принятия предложения перевесили слова о необходимости помогать тем, кто остаётся здесь.
Я посмотрел на своего собеседника. Чтобы не мешать мне он отошёл к окну, закурил и смотрел задумчиво на улицу. Сигаретный дым уходил в форточку. Глядя ему в спину, поймал себя на мысли, что жизненный путь комиссара подходит к концу. Я никогда не мог чётко объяснить себе откуда мне было такое известно, просто знал. Конечно, идёт война. В двадцатые годы тоже была война, и тогда он выжил. А теперь…
Не единожды Безбородов спасал мою жизнь там, в Туркестане, рискуя своей. Я не мог ему отказать. Не имел права. Что-то другое, неосознанное, смутное, также толкало сделать этот шаг. Противиться возникшему настойчивому чувству не стал.
Alea jacta est1…
– Хорошо, Тимофей Петрович, вы можете мною располагать, – после продолжительной паузы ответил я.
– Что же, признаюсь вам, другого ответа я и не ждал от вас, Фридрих Карлович.
Безбородов провёл со мной обстоятельный инструктаж по поводу того, как и что говорить в разных случаях, как вести себя, к чему быть готовым. «Не доверяйте никому до конца! Это вопрос жизни и смерти для вас, Фридрих Карлович. Проверяйте и перепроверяйте людей. В общем, я верю в ваш опыт и благоразумие, профессор» – говорил комиссар. После мы обсудили детали связи со мной и на том наши пути разошлись. Он очень спешил.
С тяжёлым сердцем я стал встречать надвигавшуюся с запада грозу. Окончательно в прошлое ушло мирное спокойное время. Рубикон пройден.
Вдали грохотали пушки. Дымы пожаров, разрывы снарядов уже докатывались до нас. Гарь и смрад доходили до города.
Придя домой, после разговора с комиссаром, у меня состоялась беседа с женой.
– Юля, – начал я неторопливо, – я никуда отсюда не уезжаю. Мне надо остаться здесь. Прошу, не спрашивай причины. Они веские. Тебя же хочу попросить уехать.
– Фридрих, мы с тобой прожили долгую жизнь. У меня никого нет роднее и ближе тебя. После сына я не хочу потерять еще и тебя. Неужели ты думаешь, что я смогу оставить тебя одного в этом аду?
Она умолкла и посмотрела мне в глаза. В них я мог прочитать всё: и горечь утраты, и тревогу за меня, но, главное, твёрдость принятого решения. Настаивать на своём было бессмысленно. Мы помолчали несколько минут, а потом жена улыбнулась и сказала: «Помнишь, мы поклялись друг другу не разлучаться, разве забыл»?
– Помню!
– Тогда решено, я тоже остаюсь, что бы ни случилось дальше!
– Хорошо.
Как ни странно, но у меня отлегло от сердца, стало легче дышать. Присутствие жены меня всегда успокаивало. Без неё я словно начинал «прихрамывать», терял часть себя.
После разговора с Юлей пришло ясное понимание того, что ей необходимо остаться. Уже не единожды именно вместе мы преодолевали все испытания, выпадавшие на нашу долю.
***