Этот вопрос не требовал ответа. Димитрий и сам знал, что вид у него усталый и изможденный. Он увидел свое отражение в зеркале в прихожей – в первый раз за много месяцев. Непонятно только, кого Павлина имела в виду под «ними». Каких-то врагов, наверное. Немцев? Или других греков?
– Вот мама твоя обрадуется, когда тебя увидит! Она наверху.
– А отец?
– Должно быть, у себя в торговом зале.
Димитрий взлетел по лестнице через три ступеньки, помедлил одно мгновение и робко постучал в дверь гостиной. Не дожидаясь ответа, вошел. Ольга не подняла глаз от чтения, думая, что это Павлина принесла чай.
– Мама. Это я.
Уронив книгу, Ольга вскочила и тут же оказалась в крепких сыновних объятиях.
– Димитрий…
Слов не было, только слезы – оба плакали, не стыдясь. Наконец мать отстранилась, чтобы получше разглядеть сына.
– Глазам не верю – неужели это ты? Я так волновалась. Думала, никогда тебя больше не увижу! От тебя же не было ни словечка! Больше года… – Слезы так и бежали по ее щекам.
– Я не мог послать письмо. Неоткуда было. Прости, мама, мне правда очень жаль.
– Я так рада тебя видеть…
Они еще несколько минут постояли, обнявшись. Наконец Ольга немного успокоилась и вытерла лицо. Ей хотелось как следует насладиться радостью от возвращения сына.
– Сядь, – сказала она. – Рассказывай обо всем. Обо всем, что с тобой было. Рассказывай, где ты был!
Они сели рядом на кушетку.
– Видишь ли, я должен тебе кое-что объяснить, – серьезно сказал Димитрий. – Кое-что очень важное.
– А подождать с этим нельзя, любовь моя? Скоро отец придет. Ты же дома теперь, времени еще будет сколько угодно, – улыбнулась она.
– В том-то и дело, мама, не будет у меня сколько угодно времени.
– Что это значит, милый? – спросила мать с глубоким разочарованием в голосе. – Ты же только что пришел. И война уже закончилась.
– Ну, мама, ты же сама понимаешь, что это не так, – мягко ответил Димитрий. – Война далеко еще не кончена.
– Твой отец считает иначе.
– Что ж, тут мы, вероятно, не сойдемся. Борьба продолжается. Тысячи людей не сдались. Немцы и итальянцы – наши враги, и пока они на нашей земле, мы будем с ними драться.
Ольга смотрела на сына со смешанным выражением любви и смятения. Он вернулся к ней, но она чувствовала, что кто-то вот-вот снова его отнимет.
– А кто такие «мы»? – спросила Ольга.
– ЭЛАС.
– ЭЛАС? – шепотом переспросила она. – Ты записался в коммунисты?
– Я записался в организацию, которая сражается против немцев, – с вызовом ответил сын.
– Вот как, – протянула мать, явственно побледнев.
– Мы сражаемся за тех, кто не может сражаться сам, мама, – добавил Димитрий.
Тут Ольга краем глаза заметила какое-то движение. Никто из них не обращал внимания на сквозняк из-за приоткрытой двери.
– Константинос! – воскликнула Ольга, удивленная, что муж вернулся так рано. – Смотри! Смотри, кто пришел!
Димитрий встал, и отец с сыном оказались лицом к лицу. Димитрий заговорил первым.
– Я вернулся. – Он не знал, что еще сказать.
Константинос откашлялся. Напряжение висело в воздухе. Димитрий уже чувствовал, что отец весь кипит гневом. Похоже, за время его отсутствия ничего не изменилось – он понимал, что сейчас начнется вежливый разговор, который закончится неизбежным взрывом.
– Да, вижу. И где же ты был?
Тон у Комниноса был такой, словно речь шла о недельной поездке. Димитрия не было дома ровно восемьдесят четыре недели и четыре дня. Ольга считала.
– Большей частью в горах, – честно ответил сын.
– Мы ждали тебя домой несколько месяцев назад… Война закончилась еще в апреле прошлого года, – резко сказал отец. – Мог бы хоть дать нам знать.
– Я уже объяснил маме: неоткуда было отправить письмо, – попытался оправдаться Димитрий.
– Так что же ты делал в горах?
Тон у отца был настойчивый, но в нем слышалась фальшь. Ольга уже поняла, что муж довольно долго пробыл в комнате, прежде чем его заметили.
Димитрий смотрел в пол. Видел свои сапоги, побелевшие от пыли, – сквозь растрескавшуюся кожу едва не выпирали пальцы; сколько километров они прошагали – и не сосчитать. И видел отцовские безупречно чистые ботинки, сверкавшие так, что в них отражался узор ковра.
Димитрий гордился тем, как он провел эти несколько месяцев после вступления в ЭЛАС.
– Ольга, выйди, пожалуйста, из комнаты.
Много ночей Димитрий до полусмерти замерзал в горных пещерах, видя, как над головой образуются сосульки, но такого холода, какой сквозил в голосе отца, не испытывал.
У Ольги тоже заледенело сердце. Она вышла и закрылась в спальне, мучаясь страхом за сына.
Димитрий остался стоять. Он был одного роста с отцом, миллиметр в миллиметр, и сегодня ему хотелось смотреть ему в глаза. Мысленно он выругал себя за то, что ему так страшно. После того что пришлось пережить за время войны, смешно дрожать сейчас. И все равно он чувствовал, что сердце вот-вот вырвется из груди.
Как только Ольга вышла из комнаты, Константинос заговорил снова.