– Он сам рассказал. Мы подружились в Испании. Мы жили в одном номере. Когда он спал, можно было подумать, что он лежит в одиночном окопе, а вокруг все ближе и ближе рвутся снаряды. Я понял: парня что-то гложет. В конце концов я спросил его, и он мне все рассказал.
– Ты считаешь, он говорил серьезно?
– Конечно, серьезно. Он не из тех, кто шутит. Он даже в теннис играет так, что смотреть жутко. Я таких никогда еще не встречал, даже среди бывалых мужчин.
– А он в своем уме?
– Во всем, кроме этого.
– Почему ты не остался с ним? – осуждающе спросил Рудольф.
– Ну… – смущенно протянул Билли. – Это вторая половина истории. Я обещал ему помочь.
– Как?
Билли неловко заерзал на сиденье и перехватил руль.
– Обещал принять в этом участие и придумать что-нибудь такое, чтобы нас не поймали. Учитывая мою военную подготовку и тому подобное.
– Ну а ты-то в своем уме? – резко спросил Рудольф.
– Я всегда считал, что да.
– И ты действительно собирался выполнить свое обещание?
– Даже не знаю. Одного его я, конечно, не брошу. Вы разговариваете со мной, словно полицейский, который допрашивает заключенного.
Рудольф безнадежно махнул рукой.
– Два идиота. Два молодых дурака с одного дерева.
– Это у нас семейное, – сказал обиженно Билли. – Добро пожаловать, дядюшка, в страну дураков, в ее европейское отделение.
– А почему ты сидишь в Париже, когда он там затевает черт знает что? – Рудольф злился все больше.
– Я сказал ему, что в Париже у меня есть пистолет с глушителем, и обещал его привезти.
– И он у тебя
– Да.
– Чем, черт подери, ты тут занимался последние годы?
Билли опять неловко заерзал на сиденье.
– Я предпочел бы об этом не говорить. Лучше и для вас… да и для меня… если вы не будете знать.
Рудольф сделал глубокий вдох, затем шумно выдохнул.
– Тебя разыскивает полиция?
– Нет. Мне по крайней мере об этом неизвестно, – сказал Билли, довольный тем, что сидит за рулем и не видит выражения дядиного лица.
Рудольф устало провел рукой по небритой щеке.
– Тебе придется отдать этот пистолет мне.
– Но я обещал Уэсли привезти его через пару дней.
– Послушай, Билли, – сказал Рудольф, стараясь говорить спокойно, – ты ведь сказал, что тебе нужна помощь. Я вылетел первым же самолетом. Ты будешь делать то, что я говорю, или… – Он замолчал.
– Или что?
– Пока еще не знаю. Где сейчас Уэсли?
– В Сен-Тропезе. Мы договорились, что я сообщу ему телеграммой свой парижский адрес, он мне позвонит, и мы условимся, где и когда встретимся на юге.
– Так ты послал телеграмму?
– Сегодня утром.
– Зачем ты так спешил? Почему нельзя было дождаться моего приезда? Пожалуй, было бы лучше, чтобы он не знал, где тебя найти.
– Он и так относится ко мне с подозрением, – защищался Билли. – А если я его обману, он плюнет на меня и займется этим в одиночку.
– Может быть, ты и прав. Он уже звонил?
– Нет еще.
– Отлично. Когда позвонит, не говори, что я здесь. Скажи, что тебе не удалось достать этот проклятый пистолет, что это оказалось не так просто, как ты думал.
– И что это даст?
– А то, что у меня будет время придумать какой-то выход, – сердито сказал Рудольф. – И тебе тоже не мешало бы пошевелить мозгами. А теперь помолчи, пожалуйста. После перелета мне хочется несколько минут спокойно посидеть с закрытыми глазами – а вдруг нас с тобой осенит какая-нибудь мысль.
В отеле, прежде чем расстаться, Рудольф сказал:
– Не забудь: завтра пистолет должен быть у меня. И еще одно: чтоб Уэсли его даже не видел.
– Тогда он возьмет нож или дубинку, а то и с голыми руками пойдет. Вы его просто не знаете, – возразил Билли.
– Не знаю, и очень плохо, что начинаю узнавать его именно теперь.
– Послушайте, – сказал Билли, – если вам не хочется впутываться в это дело, я постараюсь справиться сам. Можете считать, что я вам ничего не говорил.
Рудольф задумчиво посмотрел на Билли, словно прикидывая, что его ждет, если он согласится с этим предложением, затем покачал головой.
– Наверно, разыскивать Дановича должен был я. Давным-давно. Только до сегодняшнего вечера мне это не приходило в голову. Нет, считать, что ты мне ничего не говорил, – не решение вопроса. Спокойной ночи. Билли. Если ночью у тебя возникнут идеи, позвони мне. Хорошо поспать все равно вряд ли удастся.
Он снова несколько раз провел рукой по лицу и медленно, тяжелой походкой направился к лифту.
Я ни разу не подумал о его возрасте, упрекнул себя Билли, когда дверца лифта закрылась.
Утром они позавтракали вместе. Лицо у Рудольфа было усталое, под глазами мешки, он ел молча и чашку за чашкой пил кофе.
– Сегодня ты заберешь… этот предмет, – проговорил он наконец, – и отдашь его мне.
– Вы уверены, что хотите… – начал Билли.
– Единственное, в чем я уверен, – огрызнулся Рудольф, – это в том, что не желаю слушать от тебя никаких возражений.
– Ладно, подчиняюсь. – Он произнес эти слова с большим облегчением: ответственность за принятие решения теперь лежала не только на его плечах.
В зал вошел портье и по-французски обратился к Билли:
– Вас просят к телефону в холле, мистер Эббот.
– Спасибо. – Билли поднялся. – Это, наверно, он. Больше никто не знает, что я здесь.