Нищий, вор

– Миссис Берк… – Дико как-то называть собственную тетку миссис Берк. – Она увидела меня у одних знакомых и спросила, не хочу ли я попробовать. Почему ты спрашиваешь?

– А что особенного, если девушка хочет кое-что узнать о человеке, с которым у нее роман?.. Надо признаться, что ты оказался для меня приятным сюрпризом, – весело продолжала она. – Я знала почти всех в этом списке, кроме Уэсли Джордана. Вот уж не подозревала, что найду в куче навоза такое сокровище. Между прочим, это твоя настоящая фамилия?

– Нет, – не сразу ответил Уэсли.

– А настоящая?

– Она длинная и трудная, – сказал он уклончиво. – Плохо смотрится в титрах.

– Это твоя первая картина, – снова засмеялась она, – но ты быстро учишься.

– Хватаю на лету, – ухмыльнулся он.

– А что ты потом собираешься делать?

– Еще пока не знаю. – Он пожал плечами. – Поеду в Европу, если удастся.

– Ты талантливый парень. И это не только мое мнение. Оператор Фредди Кан уже видел весь отснятый материал и от тебя просто без ума. Поедешь в Голливуд?

– Может быть, – осторожно сказал он.

– Приезжай. Я обещаю тебе теплый прием.

Уэсли набрал воздуха в легкие.

– Но ты ведь замужем.

– Кто тебе об этом сказал? – спросила она резко.

– Не помню, кто-то говорил. В общем разговоре.

– Хорошо бы люди поменьше болтали. Это мое личное дело. А тебе не все равно?

– Что ты ответишь, если я скажу, что нет?

– Отвечу, что ты дурак.

– Тогда я этого говорить не буду.

– Так-то лучше. А ты в меня влюблен?

– Почему ты задаешь такой вопрос?

– Потому что мне больше нравится, когда в меня влюбляются. Поэтому я и стала актрисой.

– Ладно, – сказал Уэсли. – Я в тебя влюблен.

– Давай за это выпьем, – предложила она. – Вон на углу бар.

– Я дал себе слово не пить, – сказал он. Ему не хотелось, чтобы при Фрэнсис бармен попросил показать документ, подтверждающий его возраст.

– А я люблю выпить, – сказала она. – Зато мужчин люблю непьющих. Пойдем, я возьму тебе кока-колу.

Уэсли и Фрэнсис вошли в бар и увидели Рудольфа и художника-декоратора, рыжебородого молодого человека по фамилии Доннелли; они сидели за отдельным столиком и разговаривали.

– Ото! – прошептала Фрэнсис. – Начальство.

Всей съемочной группе было известно, что Рудольф финансирует производство картины и что именно он договорился с властями Порт-Филипа о разрешении на ночные съемки и о том, чтобы полиция перекрывала движение на улицах. Однако о том, что он приходится Уэсли дядей, никто не знал: в тех редких случаях, когда Уэсли разговаривал с ним при актерах, он называл его «мистер Джордах», а Рудольф, обращаясь к племяннику, говорил ему «мистер Джордан».

Фрэнсис и Уэсли пришлось пройти мимо столика, за которым сидели Рудольф и Доннелли. Рудольф улыбнулся им, встал и сказал:

– Добрый вечер, молодые люди.

Уэсли пробормотал что-то невнятное, а Фрэнсис улыбнулась своей самой обольстительной улыбкой и сказала:

– Какой заговор против нас, бедных актеров, готовят джентльмены в этой шумной берлоге?

Уэсли поморщился.

– Напротив, мы хвалим вас – двух таких талантливых актеров, – сказал Рудольф.

– А вы человек вежливый! – хихикнула Фрэнсис. – Какая восхитительная ложь.

Доннелли что-то буркнул.

– Пожалуйста, садитесь, – сказала Фрэнсис. – В Голливуде никто никогда перед статистами не встает.

Уэсли снова поморщился.

Рудольф сел. Доннелли мрачно уставился в стоящий перед ним стакан. За все время съемок никто еще не видел, чтобы он улыбнулся.

– Мистер Доннелли, – кокетливо сказала Фрэнсис, – раньше я не смела, а теперь, когда картина почти закончена, мне хотелось бы сказать вам, что я восхищена вашей работой. Я еще не видела отснятого материала и не знаю, как он выглядит на экране, но мне никогда не было так удобно двигаться перед камерой, как в ваших декорациях. – Она засмеялась, словно смущенная собственной смелостью.

Доннелли снова что-то буркнул.

Уэсли заметил, как Фрэнсис плотно сжала зубы.

– Ну, не буду вам мешать – вы сейчас, наверное, решаете наши судьбы, – сказала она. – А мне надо еще подзаняться с Уэсли, – это у нее прозвучало так, словно Уэсли было десять лет от роду, – и подготовиться к завтрашней съемке, а то у нас трудная сцена.

Уэсли потянул ее за рукав, и, озарив их ослепительной улыбкой, она последовала за ним. Около соседнего столика она остановилась, но Уэсли решительно повел ее в глубину бара, где Рудольф и Доннелли не могли их слышать.

– Зачем ты с ними так заигрывала? – спросил он, когда они сели.

– Дорогой мой, в мед попадается больше мух, чем в уксус, – сказала она сладким голоском. – А вдруг эти двое приятных мужчин будут делать другую картину и от них будет зависеть, кого возьмут в ней сниматься, а кого вышвырнут на улицу.

– Ты слишком много кривляешься.

– В этом, мой милый, и состоит искусство, – холодно ответила Фрэнсис. – И если ты хочешь чего-нибудь добиться, тебе пора это усвоить.

– Я не хочу ничего добиваться такой ценой.

– Я тоже так рассуждала, когда мне было четырнадцать лет. А когда мне исполнилось пятнадцать, я стала думать по-другому. Ты просто немного отстал в своем развитии, дорогой.

– И слава богу.