Вчера звонил Наби: в Пермь приезжает Томас Венцлова. Наби предлагает собраться у нас, он берет на себя финансовую сторону. Я отказалась: у нас некрасиво. Кушнера принимаю, а зарубежных... Слава: Ахматова принимала Исайю Берлина. Я не сдавалась: у Ахматовой-то Модильяни висел на стене. Слава: А у нас на стене висит Горланова.
Иронично: У него зарубежная машина — “Таврия” (раньше это был “Запорожец”).
Внук сказал Гале: “Ты 10 минут не говори о литературе”.
Вчера прочла у Дувакина:
“Брат Ахматовой написал другу из эмиграции. Тот сказал А.А.:
— Я получил письмо от вашего брата.
— У меня нет братьев, — торопливо ответила Ахматова”.
Бедная! Такое было время. Позавчера по ТВ говорили, что она оклеветала любимую женщину сына. Идеалов нет. (А Тема всегда отвечает на эту фразу бабушки: идеалы у нас в садике. И у него самое лучшее в садике: книжки, друзья. “Только таких картин, как у бабушки, нету. Но скоро купят!”)
Отсек, в котором я жила, раньше арендовала съемочная группа “Московской саги”. Пробка в ванне мала, пришлось комбинацию разорвать и пробку закутать. Уборщица оправдывается: “Это не мы виноваты, это после МС ничего друг другу не подходит”.
Слава на этом месте вдруг говорит:
— Ну, если Сокуров будет экранизировать наш “Роман воспитания”, то первые полчаса там Настя будет рыться в мусорке. Навозные мухи изысканно кружатся над ней в замедленной съемке. Ворона тащит блестящую пуговицу с куском кружевного жабо, из соседнего бака торчит том Кьеркегора.
В жизни из мусорных баков торчат все “Поднятые целины”, но у Сокурова почему-то видится Кьеркегор.
У нас с утра по дому кружится ночная бабочка: темно-коричневая, с серебристой пылью по волоскам. Я Славе говорю:
— В Переделкине мы сели на скамейку. А там огромная зелено-коричневая бабочка с древесным рисунком, тоже ночная. Галя сказала: “Осторожно ее снимите, может, это реинкарнация Моцарта”. Слава говорит: “Моцарт не может в бабочку вселиться, за что его наказывать? Он же должен выше идти, сейчас он ангел”.
Игорь Иванович Виноградов недоумевал:
— Почему рыночные отношения переносят на культуру тоже?
— Ладно бы только на культуру. Там хотя бы взрослые люди. А почему говорят: учитель предоставляет образовательные услуги. А воспитание куда дели? Дошло до того, что учителя не заглядывают в туалеты, которые сотрясаются от драк...
Для него водка — ум, честь и совесть нашей эпохи.
К концу конференции почти у всех нас ноги были завернуты в лопухи, слегка прибинтованы.
В Переделкине был Р. Ему под 80, кажется, меня он называл: “Девочка ты моя нецелованная” (видимо, за то, что я за ним записывала).
Одна девушка подарила мне четверостишье:
“Осень,
Грустно.
Бросил —
Х... с ним”.
Слава хохотал долго, потом сказал:
— Я от смеха чуть со стула не упал на искусственный сустав — предупреждать нужно!
Когда я говорила Алексиевич, что воровство — это вид творчества, она сказала: и убийство тоже. Я вздрогнула.
В резиденции шведского посла в Хамовниках я не была: болели ноги.
Читательница из Казани пишет очень образно: “А может ли мне быть “светлячок” от Вас в виде посылки по электр. почте картины Вашей с ангелом? Вы мне присылали разные картины, а с ангелом нет. А очень хочется именно с ангелом. Возможно ли сие ангельское электронное прислание?”
1 июля 2006 г.
Господи, благослови! Помолилась, Слава прочел половину совмещенного Канона.
Сегодня видела во сне странную гору, почти отвесную. Мне надо подняться наверх, но боюсь сорваться. И вдруг замечаю, что эта гора мнется, как не туго налитая грелка, я могу ухватиться за ее поверхность. Затем теряю вещи, с которыми приехала на какую-то конференцию, и какой-то юноша г-т: “Я убил свою сказку. Пошел выпить с друзьями, а она еще шевелилась. Потом с похмелья не мог вспомнить”. Я ему ответила, чтобы утешить: “Это очень важно, мы потом обсудим”, — а сама ушла.
Вчера была Даша. Отформатировала мне рассказ. Аркадий Бурштейн смог перевести в ВОРД “Подсолнухи на балконе”. Какие у нас дети, какие друзья!
Народно-смеховая культура (частушка):
“Я на пенсию ушла
И в кримплен оделася.
Руки-ноги отдохнули —
Х... захотелося”.
Бодрая старушка прекратила разговор и удалилась, сказав:
— Пойду, подумаю о вечном.
В Переделкине композитора Фельцмана встретила. У него все время какое-то чудесное улыбающееся лицо. Говорю: “Очень вас любим”. Отвечает: “Спасибо”.
Открыли ресторан “Безухов” (не записала, где). Слава: “Там на вывеске Пьер душит француза?”
— Нина, а что с той женщиной?
— С какой?
— Из стихотворения, которая облупилась на стене и машет цветком. (Это было у меня такое стихотворение:
“Облупилась стена в туалете,
Там женщина, как на портрете,
Машет кому-то цветком —
Кому, облупится потом”).
У Игоря Ивановича в номере 4 букета из полевых цветов. Там такая ажурная мелкость! Чудо просто!!! Один мечтаю поместить в свой натюрморт.
Встретила Борю Караджева в Москве. Он сказал, что ему кто-то хвалил наши рассказы в “Континенте”. Спасибо! Так нужны добрые слова!!!