– Нет, не сума! – закричала Людмила. – Мыльников, скажи ты ему, чтоб снова пошел к этому Мерингу! А то целыми часами бродит по квартире, скоблит свою волосатую грудь… Ну подумаешь, редактор спросил: “Можешь ли ты пройти по городу голым?” Если теперь всюду тесты, даже в первый класс!
– Люд, когда ты молчишь, мы тебя понимаем, так веди себя понятно, а?! – И Кораблев снова выпил – на этот раз за устройство на работу.
Он ждал прихода так называемого кайфутки. Уже в ушах от шампанского начинает посвистывать, а все еще нет его – кайфутки. И вдруг скачок произошел! Полусухей шампанского промчался, оставив вокруг счастливых собеседников.
– А где сын, Люда?
– На фонтане.
– А фонтан где?
– У дворца…
– Королева играла-а в башне танка Шопена-а, – донеслось из комнаты Анны Владимировны.
Вдруг с улицы донесся сильный порыв ветра.
Кораблев увидел в окно, как заспешили прохожие. У бежавшей по своим делам женщины из выреза платья выскочила тяжелая грудь. Деловым движением кормящей матери она заправила грудь обратно в платье. Кораблев заметил, что у пробегающей мимо собаки, видимо, тоже кормящей матери, соски захлестывались на один бок. “К щенкам своим торопится”.
Почему жизнь выплеснула навстречу его взгляду именно это? Может быть, произошла передача истины непосредственно от мира человеку? Что самое главное в жизни – материнство! И он, Кораблев, – должен смиренно все от матери выносить!
– Послушайте! – крикнула им Анна Владимировна. – У клеща есть эта… не личинка, а лимфа! В газете написали. Рома где? Вы его не отпускайте одного – там лимфа!
– Да здравствуют нимфы, киприды, дриады! – поднял очередной бокал Мыльников.
– А также – лантаниды и ланцеты! – добавил Кораблев. – А Менделеев бы не пропал в Гулаге, он бы смог гнать там суперчифирь или спирт.
– Саша, ты позвонил в Кремль? – громко спросила Анна Владимировна.
– Я не Саша, а Андрейка – не Рома. (Он имел глупость недавно громко сказать, что видел на заборе надпись “Кремль – на мыло!” – теперь мама просит предупредить правительство.)
Мыльников вдруг заявил:
– Как человек грубый, я налью себе сам.
– Наливай, а я уже на том берегу.
– А мне налейте полбокала, – сказала Людмила.
– Полбокала ей и власяницу.
И тут пришел от фонтана Андрейка, пытался сосчитать бутылки: сколько будет пять да три?
– Будет ужас, – ответил ему Мыльников.
Людмила пошла проведать замолкнувшую свекровь. Анна Владимировна спала. Изо рта ее торчал недожеванный кусок дневника. Людмила хотела осторожно достать его, но зубы мертвой хваткой держали бумагу. И тут Людмила поняла, что свекровь умерла.
В это время раздались бешеные звонки в дверь. Голос соседки:
– По радио сказали: создавать спасательные отряды! Будет ураган… ветер какой-то в секунду.
– Спасибо, спасибище! – И сразу после ухода соседки Кораблев начал возмущаться: – Как будто кто-то когда-то кого-то обучал! Спасательные отряды! Спасать – это надо уметь…
Людмила предложила: Андрейку в ванну спать положить, если стекла полетят из окон – он будет в безопасности.
– А маму куда?
– Она отлетела.
– Не надо шуток в такую минуту. Опять выброс под себя?
– Говорю тебе: душа ее отлетела.
Какая-то полупрозрачная стена на глазах Кораблева пошла трещинами и рухнула. Это – оказывается – была стена между ним и миром мертвых. Он увидел обрыв и черноту, но не отступил, а смотрел и смотрел в эту черноту, от которой – видимо – его раньше заслоняла мать.
О КРАСОТЕ
Однажды во время прогулки – уже незадолго до родов – Лина села отдохнуть возле детской площадки и загляделась на кудрявого трехлетнего толстячка в песочнице. Загадала: если у него в имени будет буква “д”, значит, у нее родится мальчик.
– Денис?
– Пых-пых…
– Дима?
– Тебе какого Диму – меня?
– Ты – Дима?
– Дима Ракитин.
– У тебя хороший трактор.
– Мне папа подарил.
– Любишь папу?
– Нет, он нас бросил, и мы его выгнали.
– Куда выгнали?
– На улицу. Он будет валяться в луже, – мальчик улыбнулся, воображая это – вообще-то заманчивое – занятие, и добавил в картину красок: – и все его будут кусать.
– Кто его будет кусать?
– Все. И собаки.
– Ну! Ты у меня получишь! Опять понесло тебя? – налетела откуда-то сзади Димина мама. – Ногами бы так работал, как языком!
Дима спокойно ответил:
– Не кричи.
Мама мальчика уселась тяжело рядом с Линой и запыхтела: пых-пых…
– Какой ребенок чудесный! – сказала Лина, полагая, что любую мать можно так расположить к себе.
– Надоел он мне! – отрезала женщина.
Лина откинулась на спинку скамейки и внимательно посмотрела на нее. Никакая это не женщина, а просто толстая девчонка лет девятнадцати. Очень некрасивая с беззубым перекошенным ртом. Кожа бурая – в рытвинах. “Молодая Баба-яга”, окрестила ее Лина и спросила:
– Это ваш сын?
– Спрашивают! Все спрашивают! Представьте – мой собственный! – и молодая Баба-яга закурила.
Лина подумала: судьба награждает вот таких, а у нее еще неизвестно, кто родится…
– Хромой придурок! – сплюнула Баба-яга, когда Дима, прихрамывая, перешел на другое место со своим трактором.
– А что с ногой?
– Откуда я знаю.
– Врачи что говорят?