Нина Горланова в Журнальном зале 2007-2011

– Я? Как – где?

На самом деле он в этот миг понял: жена прочла его запись в дневнике – про колун… но пока не знал, что говорить.

– Про колун! И еще добавил “обдумать”! Мутант пупырчатый!

– Ну, обдумать – это почему нормальным людям приходят в голову такие образы… не исполнить… а почему… и приходят ли женщинам в голову…

Час назад ему казалось, что уголки рта жены вот-вот с треском встретятся на затылке – такая волшебная улыбка у нее, и вот уже Ирина горбится дикой кошкой, того и гляди прыгнет на горло.

– Маньяк! Мы уезжаем!

– Как же я без вас, – начал он бормотать первые попавшиеся слова.

– Достался мне параноик! Долго искала!

“Прощай, атмосфера любви и вкусные салаты!” Именно такими словами Юлиан рассказывал нам эту историю. Приехал со следом оттиснутого кулака на щеке. Видимо, сутки просидел в роденовской позе. Налет шоколадный с лица ушел, проступила бледность. Он так плохо выглядел, как будто уже был при смерти. И только какая-то тайная реанимация поддерживала его.

А всего неделю назад этот вот цыгановатый здоровяк, бегающий на лыжах всю зиму напролет, по-мальчишески ершил волосы и предлагал пару дней провести на плотах по Вишере…

Мы достали из холодильника начатую бутылку водки.

– Вы знаете: я не пью. Но люблю пьяных. Это же бессознательное… наружу выходит.

Ну, мы убрали со стола.

А через час что – Юлиан восклицает:

– Мы выпьем, нет? Люди вы или нет?

Что ж – разлили, но никто не брал в руки сосуды. Юлиан, расхаживая по комнате, рассказывал сон: он был в группе заговорщиков, которые хотят убить какого-то крупного большевика. В их группе красавица-дворянка, она после теракта чуть не попала в руки красным… но все же чуть… Всем удалось уйти. Собрались потом без нее – тайно, там еще кто-то еще из тени в свет перелетал. И руководитель говорит: “Надо ее убрать, она все не может успокоиться – своим волнением может нас выдать”.

Мы Юлиану говорим, через силу вроде:

– Может, твоя первая жена, в виде такой дворянки…

Он посмотрел на нас так, словно хотел расстаться навсегда… даже встал в позу Роджера, скрестив кулаки на груди. Но закончил тем, что просто влил в себя рюмку.

– Я, конечно, вырвал страницу про колун… но если бы я не записал это… или бы она не прочла? Что изменилось? Я ведь тот же я самый.

– Такие мысли нужно сразу отбрасывать.

– А как же исследовать человека? На себе делают опыты ученые, прививая оспу, чуму… Считайте, что я привил себе бешеную мысль!

Тут он вторую рюмку влил в себя – медленно, словно это часть процедуры познания.

– Иногда от этаких прививок гибнут, – не очень гостеприимно возразили мы. – А ты ведь не хотел бы погибнуть?

Мы еще говорили, что от мыслей не вырабатываются антитела, как от прививок – мельчайшая мысль может захватить все… Но Юлиан перебил, взяв в руки свой дипломат:

– Одна испанская девка хорошо написала!

И наизусть прочел про зиму, которая накатит, про грусть, про то, что так будет – и пусть… Затем достал из дипломата томик стихов Габриэлы Мистраль: мол, возвращаю с благодарностью.

Опять жизнь полна неожиданностей!

Настала эпоха рынка, Юлиан начал частную практику – очень много зарабатывал (проводил сеансы – сразу по пять-семь пациентов брал и рассаживал в вольтеровские кресла).

И в семье наступил вроде как мир.

Даже для усиления мира он водил дочерей к причастию. В храме младшую Валю держал на руках, а у нее – в свою очередь – на руках был мишка, и она его высоко поднимала, чтоб он тоже все видел. Открываются царские врата – она мишку поднимает и поворачивает, чтобы разглядел вынос чаши, затем – крутит его медленно, чтоб видел все иконы на стенах.

Юлиан все больше любил Валю и свою работу. Вот нужно решать: что делать с закормленными профессорскими детьми, которые ничего не хотят. То есть он мог взять рецепт из некоторых книг: дети должны быть слегка недокормлены и недоодеты – тогда они всего захотят. Но попробуйте это сказать самоотверженной маме, которая только тем и гордится, что ребенок упитанный и ни в чем не нуждается!

Одна из таких гордячек на первый сеанс пришла гладко причесанная и в темные тона одетая. На второй встрече, когда она уточняла, что такое скрытое внушение, локон страсти как бы невзначай отделился от плотной крыши волос и закачался перед глазами Юлина. Приятно. Но – очнись, дурачелло! – если пойти навстречу этим волшебным стрелам, то придется платить алименты уже в две семьи. Да еще и эта родит. Чур меня, чур!

Нам он рассказывал о своих сомнениях, как будто они уже миновали:

– Дон Жуан – это не мое… Дон Жуан – поиск матери обычно. Мать рано умерла или пила, не обращала внимания. А моя мама обожала меня, хотя иронично называла – “любимый сухостой”.

Потом решил учить “гишпанский” язык.

– Парлата эспаньола? – ввергал он ступор окружающих.

Буэнас диас, в общем. Аста ла виста!

Собирался Юлиан искать родственников в Картахене. Потому что здешние родственники только и знают что дневники читать и патологические выводы делать. Прикапливал для поездки тайно от жены. Хоть испанские родственники должны быть лучше, но надо будет облегчить радость встречи деньгами.