Нина Горланова в Журнальном зале 2007-2011

— Может, сначала папе и маме поможешь, а потом уже и нищим?

Уже разговор перешел на другое, но Ваня еще время от времени подходил ко мне с альбомом и просил объяснить ту или иную подробность.

17 июня. Причастились. Хотя под окном всю ночь пели наши алкоголики. Со злости сочинилось:

Зачем они поют

В два часа ночи?

Сплошной антиуют,

Уже нет мочи...

Но все же в 4 я встала и включила комп. А в 7 мы поехали в храм.

Я не причащалась с января, когда в больницу Агния мне вызывала батюшку, поэтому была так рада, что выстояла службу! Служил наш отец Н., у которого мы всегда исповедуемся. Он, как всегда, пенял мне, что не меняюсь, одни и те же грехи повторяются, а я отвечала, что немного удается меняться, что я уже не сержусь на соседа... но новые грехи прибавляются откуда ни возьмись. Я никогда не завидовала, а вчера по ТВ увидела особняк писателя Эдуарда Успенского и позавидовала. Это дворец! Батюшка ответил:

— Вы представляете, сколько сил нужно, чтобы убирать этот дворец!

— Так я не мечтаю о дворце, но хотя бы нам из коммуналки переехать в однокомнатную квартиру от соседа!

— А это, может, и будет у вас.

И тут я заплакала.

Вчера написала пейзаж на Сониной доске в рамке. Слащавый, но думаю, как подчернить.

В. позвонил:

— Сына увезли с инфарктом. Разбудил меня ночью: “Вызови скорую. Изжога, рвота, пью соду — не помогает”. Принял инфаркт за изжогу.

В. хочет, чтобы мы все бросили и бежали к его сыну, как раньше. Он лежит в одной реанимации, в другой — Нина летит к нему с вещами, сигаретами, пентальгином, он еще нагло водки просит. Все, это время закончилось. Сегодня мне самой нужен уход после инсульта...

20 июня. НАМ ПОЗВОНИЛИ ПО ТЕЛЕФОНУ С УГРОЗАМИ.

Друзья!

Вот что случилось сейчас. Мы собирались с мужем ехать в столицу на съезд Союза российских писателей. Но нам в 23-40 позвонил женский голос:

— Заканчивайте ваши измышления (вариант: изыскания) — иначе вашим внукам будет плохо.

Мы не поедем на съезд. Но что нам еще делать?

Если просто хотели меня снова довести до инсульта, то за что?

Почему?

Никаких изысканий мы не ведем.

Кто-то что-то может предположить?

Очень тревожно на сердце!

21 июня. На телефонной станции распечатку пока не дали, говорят: подходить через два дня.

До правозащитников не можем дозвониться — воскресенье.

Версии:

1. Возможно, это кто-то из прототипов...

2. Что-то в моем ЖЖ кому-то не понравилось.

Аля пишет: да что же это такое?!

А я отвечаю, что сама хожу по квартире и шепчу: да что же это — живу в коммуналке, в бедности и в болезнях, за всех молюсь-волнуюсь, но кому-то я — кость в горле...

22 июня. Глаз дергается. Новые звонки с угрозами.

23 июня. Говорю Славе за завтраком:

— Селедка невкусная.

— Не звонит она тебе, не угрожает — ты все недовольна!

И мир вдруг чудесно преобразился. Вот стул — он с дыркой, но не звонит и не угрожает. Вот зонт — одна спица сломана, но не звонит и не угрожает...

24 июня. Вчера вечером получили распечатку. Но там нет ни одного звонка в то время, когда звонила больная женщина. Говорят: наверное, дело в скайпе...

Но пока живы. Сын вчера защитил диплом.

А возле памятника Славянову юноши выкрикивали (под хмельком):

— Вынести Ленина — положить Пушкина!

Угрозы пришли на адрес электронной почты.

30 июня. Не сплю. А кто бы спал на моем месте?!

Под утро начинаю дремать и вижу во сне: Коломбо и инспектор Монк разыскивают наших злопыхателей (и так каждую ночь — сны на одну тему).

Многие уверяют: есть сетевые “тролли”, которые угрожают, на крестики реагируют... все хорошее их раздражает.

Ждем ответа из прокуратуры на наше заявление. Каждый день выпиваем по 25 г виски — так только и спасаемся. Я страшно курить хочу, но денег нет на сигареты и молчу.

Говорят: Господь закрывает окно, но открывает дверь. Думаю: где и что мне открылось? Написала картину: “Мне угрожают по телефону”, где телефонный провод — как змея и много чего...

1 июля. Вчера меня пригласили на вечер (что-то в честь женщин). Я поехала в надежде там встретить представителя Президента РФ по правам человека. Увы, ее не было.

Был мэр, но я боялась, что охрана меня пристрелит — не подошла.

Поговорила я с одним главным редактором пермской газеты и с одним депутатом о том, что нам угрожают.

От цветов, живой музыки, шампанского и фуршета тяжесть на сердце удвоилась...

Ведь под этим красивым слоем жизни бурлит и пускает ядовитые пузыри слой злобы и угроз...

2 июля. Вторые сутки дурнота, рвота.

4 июля. Туча-красавица — серебро с чернью — закрыла все окно. Она радует, потому что я сегодня спала. Вчера помог один укол актовегина в вену! Была одна ампула еще со времени прежнего курса.

После того, как двое суток сосала лимон от дурноты, губы распухли и болят, как после ночи первых поцелуев в юности. Ведь были же времена, когда мне не угрожали, а обиды приходили самые обычные, житейские, как эти поцелуи с человеком, который на следующий день уже почему-то со мной не разговаривал. Потом он уехал из поселка и повесился, не выдержав оскорблений в вытрезвителе, куда он попал случайно.