Нина Горланова в Журнальном зале 2001-2003

В ее последние дни мы говорили о судьбе, о любви, о вере. Р.В. спрашивала, много ли молодежи в храме — все ведь решает молодежь.

— Массы не всегда решают все, — отвечал Слава.

— Да, массы сейчас молятся на доллар, — горько кивала Р.В.

Еще одна из щедрот жизни — внуки. Слава так устал от наших пятерых детей, что про внуков говорил: “Буду на них смотреть только в глазок своего кабинета”. Однако кабинета-то никакого нет, а внука уже принесли (Антон женился в 18 лет по большой любви).

С утра в этот день девочки просили Славу помочь придумать название для газеты, посвященной русскому языку. Слава предложил: “ВИЛИКИЙ И МАГУЧИЙ”. И тут заплакал внук (его мама ушла учиться). Девочки тарабанили младенцу Ахматову и Пригова, Пушкина и стихи на немецком языке — ничего не помогало. Тогда Даша начала читать ему стихотворение Тургенева в прозе: “Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей Родины, ты один мне надежда и опора…”. И внук замолк, выслушал до конца, а потом говорит: “Ы!” (еще). Ему месяц, он по-другому сказать не умеет. И так Даша раз шесть прочла стихотворение о русском языке, и всякий раз он просил: “Ы!” А потом заснул. И я сразу полюбила милого Сашу — наш человек! Русский язык ему дорог, нужен…

Однажды внук понял, что я не только с ним говорю ласковым голосом, но и с гостями (на дне рождения). Как он обиделся! Смотрел на меня искоса, как бы говоря: “Эх ты — изменщица!”.

Когда сын развелся и Сашу навсегда увезли, у меня началась депрессия.

Отлежала два месяца в психосоматике — снова туда тянет. А надо растить девочек. Кроме того, прочла международно признанные признаки этой болезни — у меня все есть, кроме ОДНОГО (я не потеряла интерес к работе). Все не так уж плохо — надо держаться.

— Когда жена в пятый раз за день говорит, что надо держаться, значит, дела плохи, — вслух размышляет Слава.

— Да ничего, это просто печень…

— Мы говорим “печень” — подразумеваем “депрессия”, говорим “депрессия” — подразумеваем “печень”!

Ну да, белки тревоги ведь печень вырабатывает, а у меня после желтухи она какая… Помогает оливковое масло (недаром древние греки имели такой здоровый дух, говорит Слава, они же употребляли в пищу только оливковое масло), но оно дорогое. И снова мир не един — распался на фридмоны. Выйду из фридмона по имени “депрессия” — занырну во фридмон по имени “работа”. Потом — обратно. Значит, это от темных сил мне послано испытание, надо молиться больше. Собороваться… После соборования два дня прошли без депрессии, но потом опять она меня победила…

Позвонила Лина, Слава сразу ей жалуется: “Нина все время пишет завещания, где какие рукописи… и еще сердится на нас, что мы не помогаем ей!”.

— Поняла. Что принести? Арбуз, торт?

— И пару бланков для завещания!

Вдруг подруга сказала, что вычитала: тоска охватывает тех, кто не употребляет жиров. Да, у меня почки разрушают витамины А и Е, надо больше есть сливочного масла, а оно так дорого. Кроме того, я уже и сама многое прочла по этой проблеме. Вяч. Иванов считает, что ПРАВОПОЛУШАРНЫЕ склонны к физиологическому отчаянию. А я, конечно, правополушарная.

Пошла на кухню, чтобы приготовить ужин, а сосед моет в раковине грязную сумку, ошметки земли летят на мои продукты прямо. Такая тут теснота. Схватила я сковородку, унесла в комнату и кинулась писать очередную прощальную записку: “Больше не могу жить…”. Слава обнял меня: “От холода люди придумали жилища. А от соседей — тело Бог дал. Внутри-то нет соседей — в душе!”.

— Там на кухне… плавки развесила новая любовница соседа, прямо над плитой. Молодая, наглая.

— Здравствуй, племя младое, незнакомое! — наигранно бодро восклицает Слава.

Лина пришла с Гусевым, другом своей молодости. Да была ли она — юность? Мечты и надежды… Словно стерли ее, как пыль.

— Мама, как можно не хотеть жить, когда на свете есть арбузы! — укоряет Даша.

— Ты права. Нужно жить.

— А повесь на стену плакат, что существуют арбузы!

На другой день пошла в библиотеку, библиотекарша дала мне журнал, в котором опубликованы мои новые рассказы. Я так расцвела — даже расцеловала ее. Пришла домой с журналом.

— Сияешь? Вот так-то лучше, — говорит Агния. — Надо еще уши натирать. Так японцы лечат депрессию.

Натираю уши. День-два помогает, а после снова как накатит!

— Когда мы грустим — это тоже жизнь, — говорит по телефону Катя Соколовская.

Я киваю: да-да, однако ночью сажусь на корточки у кровати и катаюсь по ней головой, чтоб не завыть в голос.

Надо купить “юмористический чай” — предлагает Агния. Она пила у подружки чай с бергамотом, так весело становится от него почему-то. И покупается “юмористический чай”, но он на меня совершенно не действует.

— Почему несчастье вечно, а наслажденье быстротечно? — муж иронично смотрит на меня.

В самом деле, у всех полно проблем, сколько можно носиться с собой! Все понимаю. Но когда мечтаешь лежать, зажатой плоскими досками, то… что? А вот надо твердить: “Сотри случайные черты, и ты увидишь — мир прекрасен”. Я же умею стирать случайные черты, когда сижу за работой. Чего еще нужно-то!

Стыдно.