Нильс

Иоганн Фест шел зыбкой тропою сна, жалея, что давнее жаркое лето он даже в Гипносфере видит очень редко. И Габи почему-то нет рядом. Тени идут навстречу, на краткий миг обретая нестойкую плоть, чужие давно забытые лица, чужие голоса. Габи нет, и это очень огорчает, потому что в левом кармане — небольшая бархатная коробочка. Когда он успел купить кольцо? И где, еще в Берлине? Но об этом он подумает после, когда проснется, а сейчас надо обязательно найти Габи…

— Она откажется, — прошелестело за левым ухом. — Вспомни, какие у нее глаза, когда она говорит о своем моряке.

Иоганн Фест стиснув зубы, ускорил шаг. Тени, теряя очертания, распадались туманом. Над парком понесся ледяной вихрь, пахнуло морозом…

— А ты этого хочешь? В самом деле хочешь? Тогда почему не вспомнил, когда мы заключали договор?

Над парком неслышно кружились колкие снежинки. Он вдруг понял, что вместо костюма на нем старая шинель.

* * *

Утро началось с того, что сразу же после построения, лишь только начальник училища принял рапорт, в ворота въехал зеленый командирский Stoewer R200. Оттуда выскочил длинный, слегка нескладный офицер в расстегнутой шинели и задвинутой на затылок фуражке. Не обращая внимания на происходящее, быстрым шагом направился к зенитчикам, уже успевшим занять посты. Последовала не слишком понятная пантомима, офицер размахивал руками, время от времени, кивая в сторону ворот.

Начальник училища подозвал одного из офицеров, поручив ему личный состав, сам же поспешил к гостю, успевшему уже подобраться ко второй зенитке. Заиграл оркестр, добавляя в происходящее дозу здорового абсурда.

Юнкеров распустили, зенитчики деловито возились со своими «восемь-восемь», к начальнику училища присоединился памятный еще по Берлину толстяк-штандартенфюрер. В воротах грозно взревел артиллерийский тягач.

Спор с приехавшим офицером еще продолжался, когда в дело включился Олендорф, но уже стало ясно, что зенитчики уезжают. Иоганн Фест, отступив в курилку, досмотрел все до конца. Под финал даже Олендорф перешел на крик, но помогло слабо. Офицер-артиллерист откозырял, солдатики прицепили орудия к тягачам…

Делая последнюю затяжку, доктор Фест прикинул, что толку от зениток мало, но к ним уже успели привыкнуть. В Бад-Тёльце и так не слишком весело. Сделав этот поучительный вывод, он собрался в знакомую уже комнату к старым газетам, когда тяжелой плетью ударило:

— Рдах! Р-рдах!.. Дах-дах-дах!..

Утро определенно удалось.

* * *

Растерянные юнкера не слишком умело выстраивали оцепление, штабные сгрудились в середине крепостного двора, всех прочих оттеснили к зданию казармы. Полицейские не подкачали, сумев узнать самое главное. Автомобиль рейхсфюрера! Самого Гиммлера в нем не было, машину за какой-то надобностью отправили в ближайший городок с адъютантом и шофером…

То, что с машиной беда, стало ясно, как только ее втащили в ворота, естественно, на буксире. Подбежали штабные, открылась дверца, кто-то, шатаясь, выбрался наружу.

— Расходитесь! Расходитесь!..

Юнкера во главе с белым, как мел, гауптштурмфюрером принялись загонять зевак в казармы. Перед тем, как войти в дверь, бывший унтер-офицер оглянулся. Возле авто уже стояла толпа офицеров, к ним подбежал толстяк-штандартенфюрер…

Гиммлера не было, даже не выглянул.

* * *

«Земляки и гости нашей Баварии! — громко читал один из полицейских, устроившись на втором ярусе. — Гиммлер уже труп и заражает всех трупным ядом…»

— Прекратите! — кто-то в черной форме, подскочив, потянулся к листовке, но его без особых церемоний сбили с ног.

«…Мы, подданные Его Величества Августа, Первого, хотим сберечь жизни всех, кто сейчас находится в Бад-Тёльце, кем бы они ни были. Поэтому предупреждаем вас: уходите! Не слушайте Гиммлера, он уже никто, все руководители местных организаций СС…»

Тох! Тох!..

Полицейский выронил листовку и начал сползать на пол. Тело с глухим стуком ударилось о крашенные доски.

Пока кричали, пока вбежавшие с карабинами наперевес юнкера оттесняли народ от убитого и крутили руки тем, кто пытался сопротивляться, бывший унтер-офицер отошел в угол и, никого не стесняясь, достал пачку «Юно». В армии нельзя, в банде в самый раз.

Тут явились три бородача сюда.
Они сказали: несправедливость мы в силах лишь сообща побороть.
Но их доконали в тюрьме в одиночке.
Черви до самой кости прогрызли их плоть.
И онемели бородачи навсегда.
Заодно и птички молчали в лесочке.

* * *

— От коек не отходить! Повторяю! От коек не отходить, стоять смирно!..