Нил Сорский

Учеба давалась ему легко. Нил обладал замечательной памятью: в своих сочинениях он часто цитировал по памяти творения святых отцов. И этот вкус к учению, неиссякаемый интерес к книгам он сохранил на всю жизнь.

Авторы житий часто говорят нам о том, что святые в детском и отроческом возрасте не любили детских забав, избегали игр со сверстниками. Подобные рассказы принято считать общим местом житий, топосом, но скорее всего, это тонкое психологическое наблюдение. Сосредоточенность на своем внутреннем мире, свойственная подвижникам, берется не вдруг и не сразу, она присуща им изначально. Будущий святой больше любил книги и домашнее уединение, чем катания с высокого берега Москвы-реки. В зимних сумерках дети резвились во дворе, катали огромные шары из снега, лепили замысловатые снежные фигуры. А юный отрок, задумчиво посмотрев в окно, снова вчитывался в вещие строки Псалтири. Детские картинки через десятки лет отзовутся в духовных сочинениях Нила Сорского. Впоследствии он будет сравнивать «нелепые идолы, во время зимы водруженные» (то есть снежные и ледяные фигуры), с нечистыми помыслами, возникающими у человека во время духовной зимы, когда он оставлен Божественной благодатью[109].

Вскоре отрок начал постигать азы ремесла. С юности ему, как и брату, предназначалось «держать дьяческий чин». Не исключено, что первоначальное профессиональное образование он получил в книгописной школе-мастерской, которая, как предполагают исследователи, существовала при казне Василия Темного в Московском Кремле. Здесь овладевал навыками книгописца будущий государев дьяк Василий Мамырев. Нил Сорский был ровесником Василия, родившегося в начале 1432 года. Во всяком случае, свои первые шаги на дьяческом поприще они делали одновременно. Поэтому любопытно будет познакомиться с историей жизни этого выдающегося человека.

Свой первый делопроизводственный документ Василий Мамырев написал в 1447–1454 годах: это данная грамота мелкого радонежского землевладельца Ивана Афанасьевича троицкому игумену Мартиниану на его вотчинное село Старое[110]. В это время Мамырев еще только писец, даже не подьячий. Как предполагает Е. Э. Шевченко, именно игумен Мартиниан, духовник великого князя, обратил внимание на каллиграфические способности молодого писца и способствовал его дальнейшей карьере[111]. Уже в 1455 году Василий Мамырев подарил Василию Тёмному переписанную им книгу Октоих[112]. Эта рукопись скромна по оформлению. «В ней нет пышных заставок, ни миниатюр. Тем не менее она привлекает красивым почерком, замысловатыми лигатурами, строго-геометрическим расположением письма на листах, прежде имевших широкие поля. Во всем этом сказалось мастерство Мамырева как писца-каллиграфа»[113]. Василий выучил пермскую азбуку, умел писать по-гречески, владел редким искусством златописца. Такие разносторонние навыки книгописания он получил, изучая книги в казнохранилище великого князя. Исследователи говорят, что «подражать византийскому минускулу XV столетия, раскрашивать инициалы синим, а не киноварью, как было принято на Руси, рисовать в качестве указателей рыбок на полях Василий Мамырев мог в том случае, если был знаком с греческими, сербскими и болгарскими рукописями XIV–XV веков». Подобные книги хранились в казне великого князя.

В 1467 году писец скрепил своей подписью первую великокняжескую жалованную грамоту: она предназначалась Троице-Сергиеву монастырю. А через четыре года, в феврале 1471 года, Мамыреву было официально пожаловано дьячество. С 1474 года он служил при казне великого князя и попутно исполнял множество важных и ответственных поручений.

Таковы были основные ступени карьеры, по которым восходили успешные дьяки Московской Руси. Их в свое время прошел Андрей Майко. Видимо, они же предназначались и Нилу: до пострига он был «книгочием судиям». Это известно из «Повести о Нило-Сорском ските» дьяка Ивана Плешкова. По какой-то странной закономерности именно дьяк первым записал краткие биографические сведения о Ниле Сорском и, проявив несомненную любознательность, составил описание его монастыря.

Обязанности «книгочиев» исполняли подьячие, которые подбирали необходимые документы для судей или прочитывали им готовые, уже написанные грамоты. Привычка к постоянному «книжному учению», точность и аккуратность в любом деле, целеустремленность и последовательность — эти яркие черты характера Нила были выработаны им еще в годы дьяческой службы. Он был усердным и способным книгочием, и «к приказному делу прочным», как говорили тогда. Но душа преподобного жаждала иного. Юный подьячий выбрал ступени монашеской «Лествицы».