Николайо Андретти (ЛП)

— Эй, — мягко говорю я Мине и благодарю, когда слезы стихают и она снова поворачивается ко мне лицом. — Прости меня, Мина. Я не это имела в виду. Я просто устала. Я люблю тебя, ладно?

Она кивает головой, и, несмотря на слезы, в уголках ее губ появляется крошечная улыбка.

— Я тоже тебя люблю. — А потом ее нижняя губа дрожит, и она говорит, ее голос так полон ярости для такого невинного, маленького существа: — Я ненавижу это место. Я так ненавижу это место! Я бы хотела поехать домой с тобой, Минка.

Я протягиваю руку вперед и прижимаю ее голову к своей груди.

— Я знаю, Мина. Мне бы тоже этого хотелось. — А потом я шепчу, прижавшись губами к ее макушке: — Мы снова будем вместе. Я обещаю.

И когда приходит время снова покинуть ее, я больше не чувствую себя грязной. Я позволяю боли внутри меня перерасти в гнев, принимая его привычность. И я позволяю этой ярости подпитывать мою решимость.

Я смогу это сделать.

Я должна это сделать.

Ради Мины.

Надеюсь, я не потеряю себя на этом пути.

21

Самый острый меч — это

слово, произнесенное в гневе.

Будда

НИКОЛАЙО АНДРЕТТИ

Настоящее

Когда Минка переезжает, становится удивительно, как мало вещей она привезла с собой.

Одна небольшая коробка с одеждой, размером примерно с ручную кладь; еще меньшая коробка, полная безделушек, пары учебников и нескольких романтических романов, что, на мой взгляд, совершенно не соответствует ее характеру; и средних размеров сумочка, которая выглядит так, будто находится на смертном одре, и, судя по двум единственным предметам в ней, Минка не доверяет ей ничего тяжелее кошелька и ключей.

Я не могу удержаться от того, чтобы не выпустить наружу немного старого Николайо, когда складываю коробки друг на друга, бросаю сверху сумку и легко поднимаю сразу три вещи.

— Черт. Надо было нанять бригаду грузчиков, — шучу я, выходя из образа и чувствуя себя в этот момент прежним.

Она хмурится, раздражение в ее глазах мне знакомо.

— Ты смеешься над моей бедностью? — Она оглядывает мою квартиру с нашего места в большом фойе, медленно осматривая все вокруг. Все красиво, блестит и сверкает, но так уж устроены деньги. — Не все так привилегированны, как ты.

Я пожимаю плечами, потому что, если не считать кровопролития и отречения от семьи, она права. По большому счету, я прожил чертовски привилегированную жизнь. Даже несмотря на то, что последние семь лет я провел в подполье, большую их часть я жил в роскоши, за исключением одного холодного месяца, когда я был бездомным и жил под чертовым мостом некоторое время.

— Ты бесстыдник, — бормочет она, хотя это звучит сдержанно.

На самом деле, она не похожа на свою дерзкую сущность. Конечно, она не совсем кроткая. Но за последние двадцать четыре часа, с тех пор как я предложил ей переехать к нам, я готовился к тому, что она будет нахальной. К дерзкой чертовке. К битве за битвой с ее острым языком.

Но передо мной не та женщина, которую я ожидал увидеть.

Она выглядит почти… созерцательной.

Как будто она каким-то образом превратилась из женщины, которая знает, кто она, в женщину, которая все еще пытается понять это.

По какой-то причине это меня сильно беспокоит.

Думаю, она мне больше нравится, когда злится на весь мир и особенно на меня.

Что со мной не так, я никогда не узнаю. Назовите это скукой или влечением, но ее типичное нахальство возбуждает меня. Но видеть ее в таком состоянии почти невозможно. Я сопротивляюсь желанию прижать ее тело к стене и посмотреть, как в ее глазах вспыхивают возбуждение и вожделение, что угодно, только не уныние, которое я наблюдаю сейчас.

— Где моя комната? — спрашивает она, и я благодарен за возможность высадить ее и избавиться от нее в этом странном состоянии.

Я веду ее наверх, в спальню напротив своей. Это просторная комната с двуспальной кроватью, телевизором с плоским экраном, закрепленным на стене, большой ванной и гардеробной, способной вместить в десять тысяч раз больше одежды, чем есть у нее на самом деле.

Я ставлю коробки на пол у открытой двери.

— Хочешь экскурсию по дому? — спрашиваю я, потому что не хочу, чтобы она потом бродила там, где ей не место.

Когда она кивает, я веду ее по дому, указывая на несколько свободных спален, свою комнату, кабинет, библиотеку, спортзал, театр, гостиную и комнату охраны, которая пуста, так как я уже отправил всех домой на сегодня.

Судя по ее реакции, когда я предложил нанять для нее личную охрану, я решил, что будет безопаснее не рисковать и не пугать ее. Когда я веду ее в сторону кухни, то слышу громкий стон, доносящийся с лестничной площадки.

Той, что ведет в подвал.

В подвал, где я незаконно держу в плену парня, который стрелял в нас.

Надеюсь, она этого не слышала.

— Что это было? — спрашивает она.

Чертов ад.

— Ничего, — небрежно отвечаю я, надеясь, что моя пленница перестанет вести себя как маленькая сучка.

— Это не звучало как ничего.

— Не надо, — говорю я, но она уже направляется к лестнице.