…В один из дней Бахтеев и Лехнович, вернувшись в студенческое общежитие в Черновцах, где остановилась экспедиция, не застали Вавилова на месте. Дежурный сообщил, что «их начальник ушел говорить по телефону». Долго ждали возвращения Николая Ивановича. Потом вдруг оказалось, что он «не ушел», а за ним приезжали на машине и увезли для «срочного телефонного разговора». Такое уже бывало, и случившееся особого удивления, а тем более тревоги у обоих не вызвало. А ночью человек в штатском, одетый обычно, не примечательно, принес записку и подал Лехновичу. Она была довольно странная, необычная: «6 августа 1940 г. 23 часа 15 мин. Дорогой Вадим Степанович! Вследствие срочного вызова в Москву прошу выдать вещи подателю сего. Вавилов».
Совсем не похоже было на Николая Ивановича — ни форма обращения, ни сухость… Однако Лехнович, хотя и без охоты, все же выполнил изложенную в записке просьбу: вынув из рюкзака и портфеля Николая Ивановича собранные образцы, передал вещи пришедшему.
Больше они Вавилова не видели.
А куда попал увезенный с базы экспедиции в Черновцах «для телефонного разговора» ученый, стало ясно уже через несколько дней: из обоих его рабочих кабинетов — в основном здании ВИРа на улице Герцена в Ленинграде (дом 44) и в городе Пушкине — было вывезено, по свидетельству очевидцев, много «рабочих бумаг» — рукописей, дневников, записных книжек, полевых журналов. На квартирах в Москве и Ленинграде тоже были произведены обыски с тщательным осмотром бумаг и даже вскрытием полов. Сразу арестовали шестерых ведущих и наиболее квалифицированных сотрудников ВИРа, вскоре многие были вынуждены уйти из института, многих «перевели на производство».
Е. Н. Синская в своих записках о Вавилове приводит письмо, полученное ею осенью 1940 года из Ленинграда от подруги: «ВИР весь замер и притаился. Был дуб и его срубили. Пустота страшная и невероятная. Куда он делся, ты сама должна догадаться.
Приехали после того иностранцы и спросили: «Где Вавилов?» Им ответили: «Отдыхает в Крыму». Они попросили открыть дверь в его кабинет. Войдя туда, один сказал: «Мы видели, как он лежал здесь на животе на карте и ставил точки, показывающие, куда надо ехать собирать растения». Другой спросил: «Нельзя ли узнать его адрес в Крыму?» Им ответили: «Нет. Его не следует беспокоить».
Мы ходили к его брату Сергею Ивановичу и сказали ему: «Мы — аспиранты Николая Ивановича. Скажите нам, где Николай Иванович?» Со слезами на глазах он ответил: «Нет у меня брата! Отдать его мне на поруки отказались, он — в тюрьме!»
Действительно, Сергей Иванович Вавилов, уже известный тогда ученый-физик, узнав об аресте Николая, стал добиваться приема у В. М. Молотова и Л. П. Берии — добился. Позднее выяснилось, что они сами являлись инициаторами этого ареста: постановление от 6 августа 1940 года утвердил Берия с согласия Молотова.
Но что же именно заставило принять такое постановление?
Сохранилась датированная июнем 1939 года докладная записка, адресованная председателю Совнаркома СССР В. М. Молотову, о VII Международном генетическом конгрессе, который в Москве так и не состоялся. Сочинитель записки — лысенковец И. И. Презент: «Хору капиталистических шавок от генетики в последнее время начали подпевать и наши отечественные морганисты. Вавилов в ряде публичных выступлений заявляет, что «мы пойдем на костер», изображая дело так, будто бы в нашей стране возрождены времена Галилея. Поведение Вавилова и его группы приобретает в последнее время совершенно нетерпимый характер. Вавилов и вавиловцы окончательно распоясались, и нельзя не сделать вывод, что они постараются использовать международный генетический конгресс для укрепления своих позиций и положения… В настоящее время подготовка к участию в конгрессе находится целиком в руках Вавилова, и это далее никоим образом нельзя терпеть. Если судить по той агрессивности, с которой выступают Вавилов и его единомышленники, то не исключена возможность своеобразной политической демонстрации «в защиту науки» против ее «притеснения» в Советской стране. Конгресс может стать средством борьбы против поворота нашей советской науки к практике, к нуждам социалистического производства, средством борьбы против передовой науки».
На письме-доносе И. И. Презента стоят виза президента ВАСХНИЛ «С текстом письма согласен» и подпись: академик Т. Д. Лысенко.
Можно предположить, что, узнав об этом письме, Берия 16 июля направил Молотову записку, в которой просил дать санкцию на арест Н. И. Вавилова, поскольку тот и возглавляемая им «буржуазная школа» так называемой «формальной генетики» организовали систематическую кампанию с целью дискредитировать Лысенко как ученого. Но сделать это пришлось без обличительных шумных кампаний в прессе, «по-тихому» и только после генетического конгресса в Эдинбурге: имя Вавилова было слишком известно в мире. Вот откуда, по-видимому, появился замысел экспедиции-операции по таинственному «исчезновению» великого ученого.