Николай Вавилов

Южную и Центральную Америку Вавилов не просто объехал — облетел. Расписание рейсов и обслуживание пассажиров в авиакомпании «Аэропоста — Аргентина» были как будто специально придуманы для того, чтобы он мог быстро совершить многотысячекилометровое путешествие. Купив один сквозной билет на все «ожерелье» аэродромов, окаймлявших материк, пассажир имел право выйти из самолета на любом из них, а потом продолжить полет. Самолеты летали не только днем, но и ночью, что показалось Николаю Ивановичу особенно удобным: днем — поля, базары, горы, а ночью — мягкое кресло, дневник, записи, недолгий сон под ровный гул моторов. Такой распорядок соответствовал складу его характера и привычке работать подолгу, оставляя для сна лишь четыре-пять часов в сутки. Поэтому ученый даже быт немного обескуражен, когда услышал вдруг в зале Политехнического музея во время рассказа студентам о ритме обследования стран Южной и Центральной Америки громкий смех. Во время перерыва спросил не удержавшись у Л. П. Бреславец: что он такое «сморозил»?

Просто многим на ум пришло сравнение: английский бриг «Бигль», на котором находился Чарлз Дарвин, изучавший почти сто лет назад живой мир Нового Света, затратил около пяти лет, огибая берега Южной Америки, а он, Вавилов, более протяженный и с большими зигзагами путь проделал за пять месяцев! Да что путь! Ведь и горы, и долины пришлось исходить пешком вдоль и поперек, исследовать окрестности. Но иные времена — иные скорости! А научная истина добывается так же — человеческим гением и упорным трудом. Не иначе.

СОКРОВИЩА СРЕДНЕЙ АЗИИ

Николай Иванович пригласил в гости Сиднея Харланда, и осенью 1933 года они вдвоем отправились в хлопководческие районы страны: осматривали наиболее интересные хозяйства, посещали опытные станции, институты. Перед отъездом английский ученый встретился с наркомом земледелия Я. А. Яковлевым и сказал, что восхищен созданной в стране за короткий срок хлопковой индустрией, а собранная в ВИРе коллекция хлопчатника — самая лучшая и самая полная в мире.

Предположение Вавилова, что древние предгорные и горные земледельческие районы Юго-Западной Азии имели особое значение для развития растениеводства и возникновения новых форм культурных растений, вполне подтвердилось в ходе многих экспедиций. Но для полноты картины, считал Николай Иванович, необходимо исследовать все оазисы Средней Азии, в том числе Хивинский, или Хорезм.

Он уже был здесь однажды с экспедицией. Прибыл на самолете, любуясь из иллюминатора по пути расстилавшимися внизу пустынными серовато-желтыми пространствами Кызылкумов и Каракумов, прорезанными голубой лентой реки. Сам оазис напоминал Вавилову дельту Нила — такой же гигантский веер в устье Амударьи, раскинувшийся на несколько сот километров. Река ежегодно приносила сюда много ила, от которого приходилось постоянно очищать каналы, арыки, канавы. И все вручную.

Вместе с В. К. Кобелевым они тогда обследовали крупнейшие земледельческие районы оазиса — Ургенч и Ташауз. И с полной очевидностью обнаружилось здесь влияние двух великих культур — ближней, характерной и для оазисов Самарканда, Ташкента, Ферганы, Балха, Бакгрии, древней Согдианы; и дальней культуры, пришедшей, по-видимому, из Египта. В самом наборе и особенностях возделывания растений ярко отразилось влияние соседнего Ирана — желтая и фиолетовая морковь, огромные дыни, росшие по соседству с мелкими, дикими. И хлебные злаки были родом оттуда же.

Оросительные устройства — колеса с кувшинами, приводимые в движение верблюдами или лошадьми, напоминали североафриканские. Иногда чигири располагались ступенями, один над другим, а поднятая таким способом вода шла на полив самотеком. Белая джугара — сорго — тоже была родом из Африки, тут ее называли дуррой — так же, как и арабы. Прекрасно чувствовал себя здесь, у Арала, еще один «африканец» — арбуз.

Старые развалины, встречавшиеся повсюду, молча и убедительно свидетельствовали о глубокой древности Хорезмского оазиса. Об этом же косвенно, но красноречиво говорили и необыкновенные достоинства многих плодов и дынь. Открытием явилось, например, для исследователей то, что широко известные чарджоуские дыни оказались на самом деле хорезмскими. Поселок Чарджоу был только перевалочным пунктом, где дыни, доставленные на баржах по реке из Хивинского оазиса, сгружали на берег и отправляли в Красноводск, а оттуда по Каспийскому морю — в европейскую часть страны или через Ташкент в Москву. Именно в Хорезме народными селекционерами были отобраны самые крупные (более пуда весом), самые душистые, самые вкусные дыни, не знающие по сахаристости и аромату себе равных в мире. Этот отбор вели постоянно, не одно столетие.

Большая вода в оазис приходила сравнительно поздно из-за позднего таяния снегов высоко в горах. Поэтому период вегетации растений на поливе существенно укорачивался. Например, удалось обнаружить ультраскороспелые формы хлопчатника. Именно здесь оказались мировой центр семеноводства синей люцерны и ее неоглядное сине-зеленое царство.