Николай Вавилов

Я никогда не стремился к административным достижениям и считаю себя больше на месте в лаборатории, в поле… в качестве научного руководителя… За мной имеется огромное число недоимок, чуть не 10 книг, которые мне нужно закончить в ближайшие годы: сводка географических опытов и экспедиций; обработка ряда важнейших культур. Это обстоятельство заставляет меня, по внутреннему убеждению, перенести внимание в первую очередь в эту сторону. Я готов остаться в скромной роли ученого специалиста, самое большее — заведующим отделом полевых культур, но вообще без всякой претензии на какое-либо заведование… В настоящее время в научной коллегии мы проводим внутреннее согласование планов, которому я придаю гораздо большее значение, чем экзекуциям в сессии, в Наркомземе и в других инстанциях. Эту работу мы закончим к 1 января, с которого я и прошу освободить меня от обязанностей директора института».

Думая о том, какую еще убедительную фразу поставить в заключение письма, Николай Иванович приостановился, потер залысины на висках, посмотрел на секретаршу-стенографистку, которой постоянно диктовал свои письма, и заметил, что она сидит неестественно и левой рукой вытирает слезы.

— Екатерина Максимилиановна, голубушка, что с вами?! — воскликнул он.

— Просто в голове не укладывается… — не сразу, с трудом произнесла она. — Как же мы без вас? И никуда мы вас не отпустим. — Она попыталась улыбнуться. — Николай Иванович, вы не думайте, что все так глухи и слепы. — Она помолчала со значением и продолжала уже более уверенным тоном, стремясь успокоить Вавилова и, может быть, даже побудить его отказаться от задуманного шага: — Я не выдам большой тайны, если скажу, что группа руководящих товарищей института написала товарищу Горбунову письмо в Вашу защиту, точнее, против наветов на Вас… И не принимайте, пожалуйста, так близко к сердцу все это. — Она как-то осуждающе потрясла исписанные листочки.

Вавилов даже не догадывался об этом, поэтому спросил удивленно:

— Вот как? Мне, конечно, приятна такая поддержка коллег, но поймите правильно, Екатерина Максимилиановна… Впрочем, я все сказал… Я ведь в самом деле не в силах тянуть дальше такую административную лямку — сразу два института, где тысяча двести сотрудников. — И решительно продиктовал последнюю фразу: — «Доведя заранее до Вашего сведения о моем решении, прошу принять соответствующие меры. В заключение также считаю своим долгом выразить Вам совершенно искренне благодарность за то внимание, которое Вы уделяете институту. Ваш Н. Вавилов».

Оделся почти машинально, вышел на площадь. Валил снег, голова кружилась, ощущалось внутри странное, непривычное чувство опустошенности и в то же время — облегчения. Тратить драгоценное время на распри, — нет, не стоит: впереди столько работы! Однако домой надо было явиться с улыбкой, с шуткой, чтобы Ленушка ничего не заметила, не расстроилась. Ей сейчас этого никак нельзя…

Елена Ивановна действительно ничего тогда не заподозрила. Пока не пришел экстренный вызов в Москву.

Горбунов получил послание Вавилова, но ни о какой отставке слышать не хотел. В Наркомземе — тоже. Даже заперли его в кабинете, чтобы остыл немного и подумал… Так что сам написал потом на собственном заявлении: «Прошу считать вопрос в настоящее время исчерпанным».

Вавилов в те часы, проведенные в кабинетах, не мог и предполагать, что не только не удастся отойти от руководства хотя бы одним институтом, а придется возглавить два объединенных: свой, Всесоюзный институт прикладной ботаники под новой вывеской Всесоюзного института растениеводства, и новый — Институт генетики Академии наук СССР. Что вскоре его изберут президентом Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина, президентом Всесоюзного географического общества, членом ВЦИК, членом коллегии Наркомзема, членом-корреспондентом Академии наук в Галле… Мог ли он тогда для себя предвидеть такое будущее?

К концу двадцатых годов назрела острая необходимость подвести итоги проделанной работы в целом по стране. Решено было собрать Всесоюзный съезд по генетике, селекции, семеноводству и племенному животноводству. Вавилов был не только одним из инициаторов, но и активно занимался его организацией.

Открывая съезд 10 января 1929 года в Ленинграде, Николай Иванович сердечно приветствовал участников — более 1400 ученых и специалистов. Приехали гости из-за рубежа: генетики-профессора Э. Баур и Р. Гольдшмидт из Германии, профессор X. Федерлей, доктор О. Валле из Финляндии. Приехал и Дионисий Леопольдович Рудзинский из Литвы. Почетным председателем съезда был избран известный цитолог и эмбриолог растений академик Сергей Гаврилович Навашин.