Николай Романов — последний царь

У Н. С. Чхеидзе присутствовали: А. Ф. Керенский, А. В. Пешехонов, В. А. Мякотин, сотрудник „Летописи“ Ерманский, Б. О. Богданов, Н. Д. Соколов, В. В. Водовозов, представитель рабочей группы центрального военно-промышленного комитета Емельянов, две женщины: „Анна Петровна“ и „Александра Васильевна“ и ещё трое мужчин — один „сорока лет, блондин, высокого роста, с длинной бородой, спускающейся до половины груди“, другой „тридцати лет, бритый, низенького роста, брюнет, еврейской национальности, называвший себя народным социалистом“, и третий „тридцати пяти лет, среднего роста, рыжеватый брюнет (!) еврейского вида, довольно плотный, с небольшими усами“. Кого подозревать? Кого надо было бояться? Рыжеватого брюнета, блондина или?..

Кто-то из историков сказал, что к концу мрачного XIV века каждый испанец делался шпионом шпиона. Останься старый режим на двадцать лет, он неминуемо довёл бы нас и до этого.

Или ещё такой случай. В донесении от 15 октября 1915 года сообщается: „Член петроградской городской управы В. Н. Новиков в беседе с одним частным лицом рассказывал про „расхождение“ кадет следующее…“ И далее приводится такой выразительный монолог г. Новикова, что даже чувствуются интонации его, и само собою напрашивается предположение, что это „частное“ лицо тотчас же после беседы помчалось в охранку и под свежим впечатлением настрочило доклад, между прочим, вполне литературный, умелый и толковый.

Надо вообще заметить, что доклады писались отнюдь не канцелярским казённым стилем, обычно оставляющим после себя нечто похожее на ощущение от наждачной бумаги. В некоторых из них чувствуется темперамент писавшего, склонность к полемике, публицистический задор, мелькают даже цитаты из поэтов. Короче говоря, это были своеобразные рукописные газеты, посылавшиеся царю и нескольким избранным лицам, которым надо было знать о „настроениях“. Иногда эти выпускавшиеся „на правах рукописи“ газеты — „совершенно секретно“, „совершенно доверительно“ или просто „секретно“ — заключали в себе одну лишь статью, скажем, передовую. Другие имели вид сплошного обзора печати — легальной или нелегальной. Третьи представляли „хронику“, и надо отдать справедливость безвестным „сотрудникам“: их отчёты о собраниях, заседаниях и даже лекциях гораздо интереснее и объективнее таких же отчётов в периодической печати.

Но „охранка“ освещала не только деятельность обывательской мошкары.

Сами „охранные пауки“ большого и мелкого калибра — по долгу службы или из усердия — занимались взаимной „слежкой“; и результаты таких наблюдений представлялись по начальству, вплоть до… Николая II.

Вот некоторые из таких донесений и „осведомлении“ более мелкого масштаба и, так сказать, домашнего характера.

Пристав Глобачёв сообщает полицмейстеру Значковскому „совершенно откровенную подробную аттестацию о нравственных и служебных качествах своих помощников Олифера и Войко“. Первый описывается в самых привлекательных красках — „поведения трезвого, нравственных качеств одобрительных, карточной игрой не занимается, не любит проводить время (!) и ухаживать за женщинами“, второй получает аттестацию менее похвальную: „ведёт обширный круг знакомств с женщинами, любитель азартных игр в карты, страшно высоко ценит свои служебные познания, в каковых слаб, и не дорожит службой, что было высказано, имея за спиной богатого отца“.

Так пристав Глобачёв „совершенно секретно“ пишет полицмейстеру Значковскому.

Повернём это маленькое зубчатое колесо, и оно приведёт в движение следующее. На документе, именующемся „Список приставов с аттестацией“, уже характеризуется сам Глобачёв. Рядом с его именем стоит: „Распорядительный, энергичный пристав, но интриган“.

Зубчатка движется и увлекает за собой новую, которая раскрывает перед нами аттестацию уже самого полицмейстера Значковского, аттестуемого, очевидно, градоначальником…

Изобразительными средствами все доносители владеют при этом отменно. Не по-гоголевски ли звучат следующие характеристики?

„Полковник Галле — на все руки мастер, но пальца в рот не клади.

Полковник Шебеко — умный и дельный, но ловкий и хитрый, почему доверять ему надо с осторожностью.

Коллежский советник Зарецкий — удовлетворительный пристав, но немного штукарь.

Подполковник Пчелин — хороший, но требует надзора; была история по денежной части“.

Такова была эта система беспрестанной слежки друг за другом, неусыпного доносительства, создавшего для каждого звена вынужденную необходимость поддерживать механизм всего строя, чтобы не погибнуть самому.