Николай Некрасов

Эти узнаваемые картины усадебной юности мы видели в первых стихотворениях Некрасова. Но там не было Музы — очевидно потому, что сама эта жизнь была чужда поэзии. Теперь же виденные в детстве и юности помещичий разврат и жестокость не перестают быть тем, что изломало жизнь, наложило отпечаток на личность и судьбу некрасовского лирического героя, но одновременно порождают его «низкую» изломанную поэзию. Поэзия становится судьбой, и показавшиеся Тургеневу риторическими заключительные строки говорят и о тех же «гоголевских» сомнениях, попытках отречения («Покуда наконец обычной чередой / Я с нею не вступил в ожесточенный бой»), невозможности отказаться от своей поэзии как от своей судьбы («Но с детства прочного и кровного союза / Со мною разорвать не то-решилась Муза») и принятия ее «благословения» как своего призвания. Без этих последних строчек, хороши они или плохи, стихотворение осталось бы просто самоописанием, утратив силу и значение приносимой клятвы.

Некрасов увидел свою поэзию не как «занятие», но как призвание и ответственность. Конечно, это не изменило его жизнь, по-прежнему наполненную работой и «весельем». И в 1852 году «Современник» оставался застойным и в целом тусклым изданием: забыв обиды, в него вернулся из «Библиотеки для чтения» Дружинин и снова наполнил страницы некрасовского издания своими творениями, как обычно, соседствовавшими с произведениями Панаева, Авдеева, переводными романами. Одновременно журнал выполнял и предназначение находить новые таланты, давать им пропуск в литературу.

В начале июля Некрасов получил рукопись повести «Детство». Автор, подписавшийся Л. Н., судя по всему, начинающий литератор, приложил к ней письмо: «Милостивый государь! Моя просьба будет стоить Вам так мало труда, что, я уверен, — Вы не откажетесь исполнить ее. Просмотрите эту рукопись и, ежели она не годна к напечатанию, возвратите ее мне. В противном же случае оцените ее, вышлите мне то, что она стоит по Вашему мнению, и напечатайте в своем журнале». Далее шли слова, очень лестные для Некрасова: «Я убежден, что опытный и добросовестный редактор — в особенности в России — по своему положению постоянного посредника между сочинителями и читателями, всегда может вперед определить успех сочинения и мнения о нем публики. Поэтому я с нетерпением ожидаю Вашего приговора. Он или поощрит меня к продолжению любимых занятий, или заставит сжечь всё начатое».

Рукопись Некрасову понравилась, но его одобрение не превосходило поначалу того, что он выражал по поводу дебютной повести Авдеева: «Она имеет в себе настолько интереса, что я ее напечатаю. Не зная продолжения, не могу сказать решительно, но мне кажется, что в авторе ее есть талант. <…> Прошу Вас прислать мне продолжение. И роман Ваш, и талант меня заинтересовали». Прочитав «Детство» второй раз, уже в корректуре, Некрасов высказался определеннее: «Эта повесть гораздо лучше, чем показалась мне с первого раза. Могу сказать положительно, что у автора есть талант». И всё-таки возгласа «новый Гоголь явился» (на наш сегодняшний взгляд, особенно уместного после смерти писателя) не последовало. Осознавая талант неизвестного молодого автора, ставя его несомненно выше Авдеева или Евгении Тур, Некрасов не увидел эпохального события в его очень камерном произведении, посвященном частной, в особенности внутренней жизни дворянского ребенка. Превосходя яркостью писания всех тогдашних авторов, за исключением, пожалуй, Тургенева и Писемского, повесть в общем вполне вписывалась в застойный ландшафт, сформировавшийся в это время в российской печати, а потому не вызвала у Некрасова восторга, сравнимого с испытанным им семь лет назад после прочтения «Бедных людей» Достоевского. В течение следующих двух лет он будет считать автора очень ценным сотрудником, с любовью относиться к его таланту, можно сказать, заботиться о его репутации, видеть именно потенциал, а не уже достигнутое свершение.

В любом случае приславший рукопись молодой офицер, граф Лев Николаевич Толстой, служивший в то время на Кавказе, является одним из самых значительных «открытий», сделанных «Современником» за всё время его существования. Живьем он объявится в редакции только в 1855 году, до этого времени дела с ним будут вестись путем переписки. Уже в самом начале сотрудничества в «Современнике» возникли трения: ободренный дебютант вскоре после публикации его повести в журнале сменил тон — заявил Некрасову неудовольствие из-за невыплаты ему гонорара за опубликованное «Детство» (таков был обычай во всех журналах — не платить за дебютное произведение, о чем Толстой не знал). Дилетантизм Толстого, удаленность его от профессиональной литературной сферы будут и дальше приводить к недоразумениям (например, плохо зная цензурные условия, он будет недоволен сделанными в его произведениях купюрами), но Некрасов будет всегда стремиться их сгладить, относясь к автору очень бережно.