Николай Некрасов

Однако на судьбу «Современника» всё это уже не влияло — воскресить его было невозможно. Кроме того, последние номера журнала еще вызывали эхо репрессий — за статью «Вопрос молодого поколения» на повторном судебном разбирательстве (первое завершилось оправдательным приговором) Пыпин, разрешивший публикацию статьи, и ее автор Жуковский были приговорены к сторублевому штрафу и трехнедельному заключению на гауптвахте. Некрасов наказания избежал, поскольку в тот момент не был ответственным редактором «Современника», передав этот пост Пыпину (как говорили недоброжелатели, очень «предусмотрительно», подставив молодого сотрудника под ожидаемый удар). Тем не менее Некрасов в письме рекомендовал Пыпину на суде заявить о их общей ответственности за все публикации в журнале, чего тот не сделал.

Результаты 1866 года выглядели как совершенное моральное и материальное банкротство: Некрасов остался без журнала, с сильно испорченной репутацией среди «своих» и не изменившейся репутацией у правительства, не поверившего в его изменение, а потому перспективы его как издателя были крайне сомнительны. Своеобразный итог подвел бывший приятель Тургенев, спрашивавший Боткина в письме из Баден-Бадена от 24 декабря: «Видишь ли ты экс-журналиста, экс-поэта и присно-жулика Некрасова? — Превратился ли он окончательно в клубного честного шулера?» Дела обстояли, однако, не так уж плохо, как хотелось бы Тургеневу. Потеряв журнал, Некрасов остался состоятельным человеком, сохранил репутацию серьезного и умелого издателя, не утратил знакомства в придворных и правительственных кругах и связи в кругах издательских — с владельцами типографий, производителями бумаги, книготорговцами. После смерти страшного Муравьева в правительстве на время возобладала умеренная линия, несмотря на огромное влияние на царя консервативного шефа жандармов Петра Андреевича Шувалова. Любовь читателей к некрасовским стихам также не могла быть уничтожена одним проступком автора. И репутация Некрасова столь же зависела от его дальнейших действий, сколь от его прошлых поступков. Он жил иногда напряженно, иногда разгульно; ему было всего 45 лет — возраст человека в расцвете сил. Некрасов, конечно, был расстроен, даже потрясен гибелью журнала, существовавшего два десятка лет; однако считать, что с карьерой издателя и литератора совершенно покончено, у него не было оснований. Это и показал следующий, 1867 год.

Начался он с последних боев вокруг уже ушедшего в прошлое «Современника» — торгов с вдовой Плетнева, стремившейся получить сполна компромиссные пять тысяч рублей неустойки (Некрасов пытался ограничиться четырьмя тысячами). Весной Некрасов, совсем недавно писавший Островскому, что устал «от литературы», стал задумываться, что будет делать дальше как издатель и литератор. О новом журнале речь идти пока не могла; видимо, и сам Некрасов был к этому не готов (в отличие от Благосветлова, ухитрившегося после закрытия «Русского слова» в том же 1866 году предпринять новое издание, не без дерзости названное «Дело»). Можно было выпускать книги. Судя по всему, одним из первых проектов, появившихся у Некрасова уже в марте, было издание книжки для детей совместно с А. Ф. Погосским, недавно вернувшимся из своей полуэмиграции (поляк по национальности, тот, видимо, близко к сердцу принял судьбу восставших соплеменников, продал свои народно-солдатские журнальчики своему сотруднику Василию Васильевичу Дерикеру и некоторое время провел за границей) и возобновившим печать популярных народных и солдатских книжек и альманахов. Для предполагаемого издания Некрасов написал в марте стихотворения «Пчелы» и «Генерал Топтыгин». Рынок детской литературы, в это время быстро растущий, был еще совершенно не освоен Некрасовым, между тем как его произведения к тому времени уже охотно включали в детские сборники и хрестоматии. Ситуация временного отсутствия постоянного журнального дела, очевидно, стимулировала Некрасова к каким-то переменам, экспериментам, и он попытался посмотреть на себя как на детского писателя и издателя детской литературы. Этот замысел был отложен, скорее всего, просто из-за нехватки текстов, и Некрасов вернулся к нему позже.

В конце марта 1867 года Некрасов в третий раз отправился за границу вместе с Селиной Лефрен, доктором Петром Ивановичем Сезеневским (сведений о нем разыскать не удалось) и сестрой Анной, посетил Всемирную парижскую выставку, а затем путешествовал по Италии. И в этот раз Некрасов не планировал встреч с друзьями. В Риме он случайно встретился с известным художником Валерием Ивановичем Якоби. Его жена, начинающая писательница и впоследствии издательница Александра Николаевна сделала в своем дневнике несколько записей, запечатлевших Некрасова в это время: