Читаем Николай II: жизнь и смерть полностью

«Старец», берущий на себя грехи мира и через грехопадение подвергающий себя добровольному бичеванию обществом (как это делали юродивые еще в Древней Руси), — так мистически объяснял Распутин свои похождения.

«У царицы хранилась книга „Юродивые святые русской церкви“ с отметками в местах, где говорилось о проявлениях юродства в форме половой распущенности», — вспоминал отец Георгий Шавельский, протопресвитер императорской армии и флота.

Распутин и Аня — двое самых близких к Семье людей. Эти двое родили те ужасные мифы, которыми будет оперировать грядущая революция: безвольный рогоносец царь и царица в объятиях мужика. Впрочем, царю, как мы уже говорили, молва отдала в любовницы Вырубову.

По всей России к моменту революции ходило множество похабных рисунков. Один из этих «графити» — «Семья»: бородатый мужик (Распутин), в его объятиях две крутобедрые красавицы (царица и Аня) — и все это на фоне бесстыдно отплясывающих девиц (великие княжны).

<p>ГЛАВА 5. Царская семья</p>

А между тем это была идиллическая Семья.

С 1904 года Семья затворяется во дворцах, оберегая тайну болезни наследника. И мало кто знал правду о подлинной их жизни.

Эту замкнутую жизнь впоследствии опишут в своих воспоминаниях учитель великих княжон, воспитатель наследника швейцарец Жильяр и Вырубова. Та, которая при их жизни была причиной стольких грязных мифов, — после их гибели создаст чарующий портрет Царской Семьи, который, видимо, и останется в истории.

Раннее утро. Семья просыпается. Мечта Аликс сбылась: все, как в ее детстве, когда у нее была вот такая же большая семья. «Неустанным трудом любви» создавалась Семья. И она, жена и мать, ее крыша и опора.

Александровский дворец давно уже тесен для пятерых детей. Рядом пустует огромный Екатерининский дворец. Но она не хочет менять свое жилище. И в этом не только привычка к старому очагу, но сознание: жизнь вместе, в небольшом дворце, соединяет, сплачивает.

Ее девочки… Мы мало знаем о них, они — тени в кровавом отсвете будущей трагедии…

Викторианское воспитание — наследство, полученное Аликс от английской бабушки Виктории, она передает девочкам: теннис, холодная ванна утром, теплая — вечером. Это — для пользы тела. А для души — религиозное воспитание: чтение богоугодных книг, неукоснительное исполнение церковных обрядов.

«Ольга, Татьяна… были первый раз на выходе и выстояли всю службу отлично», — с удовлетворением запишет царь в дневнике.

Когда Ольга была совсем крошкой, ее дразнили старшие подруги: «Ну какая же ты великая княжна, если ты не можешь даже дотянуться до стола?»

«Я и сама не знаю, — со вздохом отвечала Ольга, — но вы спросите папґа — он все знает».

«Он все знает» — так она их воспитала.

В белых платьях, цветных кушаках, с шумом спускаются они в бледно-лиловый (любимый цвет Аликс) кабинет императрицы: громадный ковер в кабинете, на котором так удобно ползать, на ковре огромная корзина с игрушками. Игрушки переходят от старших к младшим.

Они растут.

«Ольге минуло 9 лет — совсем большая девочка».

Ольга и Татьяна — эти имена часто вместе в дневнике. Вот они совсем маленькие. «Ольга и Татьяна ехали рядом на велосипеде». (Дневник Николая.) «Ольга и Татьяна вернулись около двух… Ольга и Татьяна — в Ольгином комитете». (Из писем царицы.) Ольга — блондинка со вздернутым носиком, очаровательна, порывиста. Татьяна — более сосредоточенна, менее непосредственна и менее даровита, но искупает этот недостаток ровностью характера. Она похожа на мать. Сероглазая красавица — проводник всех решений матери. Сестры называют ее «гувернер».

И две младших, столь же нежно привязанных друг к другу, — обе веселые, чуть полноватые, широкая кость, они — в деда: Мария, русская красавица, и добродушнейшая Анастасия… За постоянную готовность всем услужить они зовут Анастасию «наш добрый толстый Туту» («Наш добрый толстый тютька» — так это надо переводить с английского, на котором они часто говорят друг с другом). И еще ее зовут «шибздик» — маленькая.

Они не очень любят учиться (это видно по бесконечным ошибкам в их дневниках). Способной к учению, да и самой умной была Ольга.

«Ах, я поняла: вспомогательные глаголы — это при-слуга глаголов, только один несчастный глагол „иметь“ должен сам себя обслуживать», — говорит она учителю Жильяру.

Фраза великой княжны!

Они спят в больших детских, на походных кроватях, почти без подушек, по двое в комнате.

Эти походные кровати они возьмут с собой в ссылку — они доедут с ними до самого Екатеринбурга, на них они будут спать в ту последнюю свою ночь. А потом на этих кроватях проведут ночь их убийцы.

Как и вся семья, они вели дневники. Впоследствии в Тобольске, когда приедет комиссар из Москвы, они их сожгут. Останется лишь несколько тетрадей.

Перейти на страницу:

Все книги серии Загадки жизни и смерти

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза