Царица Анне Вырубовой 21 октября 1917 г. Тобольск.
Милая моя Аня,
Несказанно обрадована дорогими известиями, нежно целую за всю любовь Вашу. Да, любовь родных душ не имеет преград, расстояние для нее не существует, но сердце человеческое все-таки жаждет вещественного знака этой любви. Это как раз то, что я усердно желала, чтобы Вы Зину[1133] видали. Да, глаза Ваши оставили на меня глубокое впечатление. Так рыдала, когда их увидела — Боже мой! Но Бог милостив и долготерпелив и своих не забудет. Мзда Ваша многа на небесах. Чем больше здесь страданья, тем ярче будет там, на том светлом берегу, где так много дорогих нас ждут. Все мысленно все вместе переживаем. Родная моя, нежно Вас ласкаю и целую, Вы всегда в моем сердце, в наших сердцах, как за Вас молимся, о Вас говорим — но все в Божьих руках. Вдали ужасно трудно, невозможность помочь, утешить, согревать страдающего любимого человека — большое испытание. И мы надеемся завтра приобщиться Святых Тайн — сегодня и вчера не позволили быть в церкви — но служба дома — вчера заупокойная всенощная — сегодня обедница, всенощная и исповедь[1134]. Вы будете, как всегда, с нами, родная моя душка. Так много хотелось бы сказать, спросить. О Лили давно ничего не слыхала. Мы здоровы — я очень страдала зубами, и нерв в лице. Теперь приехал Костр
Все
Мад. и Аннушка[1137] еще в Петрограде. Привет родителям. Кофточка греет и радует. Окружена дорогими подарками: голуб. халат, кр. туфли, серебряное блюдечко, ложка, палка, на груди образа. Не помню Твоих хозяев. Видела ли Ты отца Иоанна из Петергофа? Христос с Тобой.
Царь сестре Ксении 5 ноября 1917 г. Тобольск.
Милая, дорогая моя Ксения,
От всей души благодарю Тебя за доброе письмо от 15-го окт., доставившее мне огромную радость.
Все, что ты пишешь о здоровье Мамы, теперь успокоило меня. Дай Бог, чтобы силы ее вполне восстановились и чтобы она берегла здоровье свое.
Мы только что вернулись от обедни, кот. для нас начинается в 8 час. при полной темноте.
Для того, чтобы попасть в нашу церковь, нам нужно пройти городской сад и пересечь улицу — всего шагов 500 от дома. Стрелки стоят редкою цепью справа и слева, и когда мы возвращаемся домой, они постепенно сходят с мест и идут сзади, а другие вдали сбоку, и все это напоминает нам конец загона, так что мы каждый раз со смехом входим в нашу калитку.
Я очень рад, что у вас сократили охрану — “дюже надоело” и вами им, понятно.
Бедные, сбитые с толку люди. Постараюсь написать Мише, никаких известий о нем не имел, кроме как от Тебя.
Зима никак не может наступить настоящая; два дня идет снег при небольшом морозе, потом все тает и снова то же повторяется. Но воздух отличный, чистый, дышится очень хорошо.
Тут мы живем, как в море на корабле, и дни похожи один на другой, поэтому я Тебе опишу нашу жизнь в Ц. Селе.
Когда я приехал из Могилева, то, как Ты знаешь, застал всех детей очень больными, в особенности Марию и Анастасию. Проводил, разумеется, весь день с ними, одетый в белый халат. Доктора приходили к ним утром и вечером, первое время в сопровождении караульного офицера. Некоторые из них входили в спальню и присутствовали при осмотре докторами. Потом это сопровождение врачей офицерами было прекращено.
Я выходил на прогулку с Валей Д
Цепь часовых стояла — одна вокруг дома, а другая вокруг пруда и решетки маленького сада против окон комнат Мама.
Гулять можно было только внутри и вдоль второй цепи.
Когда стаял лед и сделалось тепло, бывший комендант полк. Коровиченко объявил, что он отодвинет цепь подальше.
Прошло три недели и никакой перемены. В один прекрасный день со мною поледовали четыре стрелка с винтовками: этим я воспользовался и, ничего не говоря, пошел дальше в парк. С тех пор начались ежедневные большие прогулки в парке, а днем рубка и распилка сухих деревьев. Выходили мы все из дверей круглой залы, ключ от нее хранился у кар. нач.
Балконом ни разу не пользовались, так как дверь к нему была заперта.