Да гладко было на бумаге, которая все стерпит! Осадок-то остался! Австрия, соизмерив уменьшение своего влияния на Балканах и опасаясь распада своей империи под воздействием националистических сил, усилила свои военные приготовления. Германия направила в конце 1913 года в Константинополь военную миссию и назначила генерала Лимана фон Зандерса командующим 1-м корпусом турецкой армии в столичном гарнизоне. Вскоре фон Зандерс стал генеральным инспектором всей оттоманской армии. Россия консолидировала свою стратегическую сеть на восточном фронте, ассигновала 110 млн. рублей на усиление Черноморского флота, отозвала свои авуары из германских банков…
В эти судьбоносные часы Николай испытывал некое головокружение, наподобие того, которое возникает у человека, нагнувшегося над бездной, чтобы глазом измерить ее глубину. Он наотрез отказывался верить, что войны не избежать; при этом ему казалось невозможным проглотить новые обиды. Что же придавало ему твердость? Во-первых, он полагался на то, что в случае конфликта Англия и особенно Франция поддержат его, а во-вторых, что ярый защитник монархических принципов Вильгельм II ни за что не решится напасть на своего кузена – русского царя. Разве они, несмотря на все недоразумения, не встречались в ноябре 1910 года в Потсдаме, что позволило согласовать в Персии интересы двух держав? Конечно, удастся достичь согласия и в этот раз. Тем более что кайзеру ведома боевая мощь русского оружия, и, каким бы он ни был забиякой, он выберет осторожность. Но надо бы помнить, что не забыли о своих интересах ни Франция, которая не оставила надежду когда-нибудь отвоевать Эльзас и Лотарингию, ни Англия, которая чувствовала для себя угрозу в развитии германской морской торговли, ни Австрия, которая боится, как бы не рассыпалась ее гегемония над всеми многочисленными народами, ни Германия, которая спит и видит, как бы утвердить свой закон над всем континентом… Но, несмотря на все эти исторические, географические и экономические очевидности, Николай цеплялся за свои иллюзии. «Я не могу поверить, чтобы император Вильгельм желал войны, – заявит он новому послу Франции в Петербурге Морису Палеологу. – Если бы вы знали его, как я. Если бы вы знали, сколько шарлатанства в его позах!.. Германия не осмелится напасть на объединенную Россию, Францию и Англию, иначе как если совершенно потеряет рассудок».[199] Этот разговор происходит вскоре после убийства 15(28) июня 1914 года боснийским студентом Принципом на улице в Сараево наследника австрийского престола эрцгерцога Франца-Фердинанда. Новость дошла до государя, когда он с семьей совершал круиз по Балтике на яхте «Штандарт». Но в тот момент его куда больше волновало другое: садясь на яхту, царевич повредил лодыжку. И снова – мучительное внутреннее кровоизлияние в ноге, дитя ревело от боли, а родительница и доктор Боткин пытались его успокоить. После нескольких часов размышлений Николай все-таки решил выходить в море. И в самом деле резкие боли у ребенка утихли. Что же касается сараевского убийства, то царь и не думал о том, что оно может иметь тяжкие последствия: внутренние войны, заговоры, политические убийства были на Балканах в порядке вещей. За несколько дней все рассосется, размышлял он, об этом и думать перестанут.
6 июля пассажиры «Штандарта» сошли на берег в Петергофе, и Николай тут же приступил к подготовке к приему президента Французской Республики Раймона Пуанкаре. Встреча с этим персонажем, о чьей представительности и сноровке он был столько наслышан, представлялась Николаю более важным делом, чем то, что, вопреки его расчетам, сараевское убийство спровоцировало в правительственном кабинете Вены воинствующий гнев против Сербии. Кстати, эта последняя связана договором с Россией, а сама Россия связана договорами с Англией и Францией. Лишь бы только не вспыхнул пожар во всей Европе!