Николай II

«Утром долго, но напрасно ожидали прихода священника для совершения службы: все были заняты по церквям. Днем нас почему-то не выпускали в сад. Пришел Авдеев и долго разговаривал с Евг. Серг. [Боткиным]. По его словам, он и областной совет опасаются выступлений анархистов и поэтому, может быть, нам предстоит скорый отъезд, вероятно — в Москву! Он просил подготовиться к отбытию. Немедленно начали укладываться, но тихо, чтобы не привлекать внимания чинов караула, по особой просьбе Авдеева.

Около 11 час. вечера он вернулся и сказал, что еще останемся несколько дней. Поэтому и на 1-е июня мы остались по бивачному ничего не раскладывая.

Погода простояла хорошая; прогулка состоялась, как всегда, в две очереди. Наконец, после ужина Авдеев, слегка навеселе, объявил Боткину, что анархисты схвачены и что опасность миновала и наш отъезд отменен! После всех приготовлений даже скучно стало! Вечером поиграли в безик».

Из текста видно, что запись сделана вечером 1 июня или даже 2 июня. Эта запись резко контрастировала с предыдущими записями в дневнике. Что это, совпадение? Нет, конечно, но зачем Авдееву потребовались басни об анархистах? Тут может быть множество объяснений: от боязни утечки информации о смерти Михаила до намерения уничтожить царскую семью одновременно с Михаилом, то есть в период с 31 мая по 2 июня.

Постепенно арестовываются придворные и слуги царского семейства. В последние дни мая (старый стиль) были без суда и следствия убиты генерал-адъютант И. Л. Татищев и обер-гофмаршал В. А. Долгоруков. Их разложившиеся тела через два месяца с трудом были опознаны белогвардейцами.

Позже, уже в конце июня, были убиты дядька царевича матрос Клементий Нагорный и слуга царевича подросток Иван Седнеев.

Преподавателям наследника С. Гиббсу и П. Жильяру было приказано покинуть Екатеринбург. Как иностранцев их решили пощадить — 20 мая их приказали отправить в Тюмень.

4 (16) июня был сменен караул. В него включили свыше десятка латышей, не говоривших по-русски.

4 (16) июля все было готово к убийству царской семьи. Версий убийства много, я же предоставлю слово главному палачу Якову Юровскому, писавшему специальную записку советскому историку М. Н. Покровскому. Сам себя Юровский называет в третьем лице — «комендантом».

«16 июля была получена телеграмма из Перми на условном языке, содержащая приказ об истреблении Романовых. 16-го в 6 часов вечера Филипп Голощекин предписал привести приказ в исполнение.

В 12 часов ночи должна была приехать машина для отвоза трупов… Грузовик в 12 часов не пришел, пришел только в половине второго… Тем временем были сделаны все приготовления: отобрано 12 человек (в том числе 7 латышей) с наганами, которые должны были привести приговор в исполнение, двое отказались стрелять в девиц.

Когда приехал автомобиль, все спали. Разбудили Боткина, а он — всех остальных. Объяснение было дано такое: «ввиду того что в городе неспокойно необходимо перевести семью Романовых из верхнего этажа в нижний». Одевались с полчаса. Внизу была выбрана комната с деревянной оштукатуренной перегородкой (чтобы избежать рикошетов), из нее была вынесена вся мебель. Команда была наготове в соседней комнате. Романовы ни о чем не догадывались. Комендант отправился за ними лично, один, и свел их по лестнице в нижнюю комнату. Николай нес на руках Алексея, остальные несли за собой подушечки и разные мелкие вещи. Войдя в пустую комнату, Александра Федоровна спросила: «Что же, и стула нет? Разве и сесть нельзя?» Комендант велел внести два стула. Николай посадил на один Алексея, на другой села Александра Федоровна. Остальным комендант велел встать в ряд. Когда стали, позвали команду. Когда вошла команда, комендант сказал Романовым, что ввиду того, что их родственники в Европе продолжают наступление на советскую Россию, Уралисполком постановил их расстрелять. Николай повернулся спиной к команде, лицом к семье, потом, как бы опомнившись, обернулся к коменданту с вопросом: «Что-что?» Комендант наскоро повторил и приказал команде готовиться. Команде заранее было указано, кому в кого стрелять, и приказано целить прямо в сердце, чтобы избежать большого количества крови, и покончить скорее.

Николай больше ничего не произнес, опять обернувшись к семье, другие произнесли несколько несвязных восклицаний, все длилось несколько секунд.

Затем началась стрельба, продолжавшаяся две-три минуты. Николай был убит своим комендантом наповал.

Алексей, 3 его сестры и Боткин были еще живы. Их пришлось пристреливать. Это удивило коменданта, так как целили прямо в сердце, удивительно было и то, что пули наганов отскакивали отдельно отчего-то рикошетом и, как град, прыгали по комнате.

Когда одну из девиц пытались заколоть штыком, то штык не мог пробить корсаж. Благодаря всему этому вся процедура, считая «проверку» (щупанье пульса и т. д.), взяла минут двадцать.