Николай II

После этого в среде военных был восстановлен порядок, и они снова повиновались приказам царя по старой поговорке: «Без царя земля — вдова, без царя народ — сирота». И только в Кронштадте распространилась поразительная весть о том, что скоро наступит день, когда власть будет не у царя и не у Бога, а у какого-то «революционного комитета», название которого пока неизвестно.

В армии не произошло таких крупных волнений, какие имели место во флоте, хотя немало частей примкнуло к революционному движению. В Московском Совете, например, был даже организован военный отдел, в который входили представители более десяти полков. Кроме того, в Сибири и на Дальнем Востоке вспыхнули солдатские бунты, связанные, правда, в основном с поражением армии и с плохо организованным возвращением солдат с фронта, а не с подлинными революционными настроениями. Однако в ноябре 1905 года в Иркутске произошла демонстрация, в которой приняли участие 100 тысяч человек: железнодорожники, рабочие, казаки и солдаты. Она явилась провозвестницей февраля 1917 года.

Движение не приобрело широкого размаха, так как часть офицеров Дальневосточной армии проявляла солидарность с солдатами, и при их поддержке у солдат не возникало подозрений в том, что офицеры их покинут или предадут, как это было в 1917 году. Двенадцать лет спустя все было значительно сложнее и возмущение простых солдат своими командирами намного больше: уже не существовало былой солидарности, разве что за исключением офицеров и солдат, воевавших в одних траншеях; возникло недоверие между бойцами и высшим командованием, вследствие чего вспыхнули восстания, и это положило конец репрессиям, проводившимся по приказу царя.

С 1906 года командование армии уже хорошо понимало: для того чтобы держать солдат «в руках», не следовало использовать их против демонстрантов, а лучше готовить их сражаться с противником. Образовавшийся «нарыв» вскрыл военный министр генерал А. Ф. Редигер. Когда на одном из заседаний Совета министров в начале 1908 года его спросили, как обстоит дело с подготовкой рекрутов, он указал пальцем на министра внутренних дел Столыпина и бросил реплику: «Армия не готовится, она делает вашу работу». И она делала ее отменно, подавляя восстания и стреляя в демонстрантов.

Однако в 1908 году стыд от унижений достиг наивысшей точки. В разгар заседания Совета министров под председательством самого царя военный министр Редигер заявил, что армия не готова, совершенно не готова к войне. Даже оборонительной.

Вина Витте

Николай II считал, что волнения кончатся, как только он созовет Думу.

Это ему «обещал Витте».

Но вместо поднадоевшего ему Витте царь предпочел бы иметь энергичного солдата, который подавил бы восстание. Трепов по крайней мере умел это делать. «Трепов для меня незаменимый своего рода секретарь, — говорил царь. — Он опытен, умен и осторожен в советах. Я ему даю читать толстые записки от Витте, и затем он мне их докладывает скоро и ясно». Конечно, был еще Орлов — тот самый генерал, который подавил восстание литовцев, — «прекрасная работа». Хорошо еще, что население выступает против тех, кто разжигает волнения, — все это евреи…

Николай пишет в письме к матери 10 ноября:

«У меня каждую неделю заседает Совет министров… Говорят много, но делают мало. Все боятся действовать смело, мне приходится всегда заставлять их и самого Витте быть решительнее. Никто у нас не привык брать на себя, и все ждут приказаний, которые затем не любят исполнять. Ты мне пишешь, милая мама, чтоб я оказывал доверие Витте. Могу тебя уверить, что с моей стороны делается все возможное, чтобы облегчить его трудное положение. И это он чувствует. Но не могу скрыть от тебя некоторого разочарования в Витте. Все думали, что он страшно энергичный и деспотичный человек и что он примется сразу за водворение порядка… А вышло как будто наоборот — повсюду пошли манифестации, затем еврейские погромы и, наконец уничтожение имений помещиков!»

Вина евреев

Николай II, как и его окружение, считал, что во всех злоключениях повинны евреи. Им приписывалось все, вплоть до трудностей с получением займов во Франции. Кстати, эту мысль подсказывает Николаю Вильгельм II: