Николай II

Диалог между взбунтовавшимися матросами и офицерами оказался невозможным. И полилась кровь. В результате погибли 40 офицеров, в том числе адмирал Непенин, хотя он и признал новый режим. В Кронштадте бесстрашно встретил смерть контр-адмирал Вирен: «Я жил, верно служа царю и отечеству. Я готов умереть. Теперь ваша очередь обрести смысл в этой жизни».

Когда его расстреливали, он пожелал встать лицом к стрелявшим.

Те, кто пользовался большей благосклонностью царя, раньше других признали новый режим. Пример подал великий князь Кирилл Владимирович, за которым последовали солдаты гвардии, дворцовая полиция и полк Его Величества. Сохранивших верность и постоянство было не так много: великий князь Павел Александрович — единственный, кто оставался с Александрой, новгородская конная гвардия, граф Келлер, Бенкендорфы, граф Замойский, пешком пришедший в Царское Село, чтобы предложить свои услуги царице. Генерал-губернатор Твери Бунтинг покончил с собой. Бывший министр финансов П. Л. Барк, у которого было немало друзей в новом правительстве и которому предложили остаться на этом посту, отказался. «Вопрос принципа», — сказал он.

Проснувшись от глубокой спячки, великие князья и генералы, всем обязанные императору, покинули его с удивительной легкостью. Когда несколько месяцев спустя они пожелали все вернуть на свои места, было слишком поздно.

Государь, лишенный свободы

Поездка Бубликова, которому Петроградский Совет поручил перевезти царя из Ставки в Могилёве в Царское Село, была триумфальной. «Ha каждой станции нас приветствовали толпы народа, звучали речи, крики «ура». Я отвечал тем же. В Могилёве мы были также встречены единодушными криками «ура». Представитель Совета попросил генерала Алексеева сообщить царю, что он арестован. Не смея прямо произнести эти слова, он употребил выражение, которое Николай повторял всем, кого встречал: «Знаете ли вы, что государь должен считать себя лишенным свободы?»».

Александра ничего не знала. Не имея возможности связаться с царем из Царского Села, она мобилизовала тех людей из своего окружения, кто казался ей наиболее преданным: Протопопова, который хотел взывать к помощи покойного Распутина, и Павла, убежденного в том, что прибегать к помощи войск бесполезно, так как они примкнули к Временному правительству. Она писала Николаю, не зная, что он уже отрекся от престола: «А ты один, не имея за собой армии, пойманный, как мышь в западню, что ты можешь сделать? Это величайшая низость и подлость, неслыханная в истории, — задерживать своего государя… Если тебя принудят к уступкам, то ни в каком случае ты не обязан их исполнять, потому что они были добыты недостойным способом».

Когда на другой день к ней пришел великий князь Павел Александрович с «Известиями» в руках и сообщил ей об отречении, она воскликнула: «Не верю, все это враки! Газетные выдумки. Я верю в Бога и армию. Они нас еще не покинули». Она написала новое письмо, в котором поносила этого «Иуду» — генерала Рузского: «Можно лишиться рассудка, но мы не лишимся… Клянусь жизнью, мы увидим тебя снова на твоем престоле… ты будешь коронован самим Богом на этой земле, в своей стране».

Царь обратился с просьбой к генералу Алексееву, чтобы не чинилось никаких препятствий для его возвращения в Царское Село. Он просил также, чтобы ему разрешили выехать из страны по окончании войны, а затем вернуться навсегда для проживания в Крыму. Временное правительство ответило согласием на его просьбу.

Анна Вырубова оставила свидетельство о том, как царь встретился со своей семьей: