Николай II

Полк поднял белый флаг, и Иванов с согласия царицы решил, что лучше отступить. Он будет ожидать на месте столь необходимого ему пополнения войск.

Вместо войск, которых он так и не дождался, он получил две телеграммы из Ставки в Могилёве, а также из Пскова: одну — от генералиссимуса, другую — от Николая II; оба приказывали приостановить действия и ждать прибытия царя. Он также узнал, что с ним встретится где-то по дороге представитель Временного правительства Гучков. Без войска, без инструкции «диктатор» не знал, что ему делать. Железнодорожники разобрали путь позади поезда, чтобы к нему не могли добраться или присоединиться какие-либо войска. Прибыв в Семрино, генерал-«диктатор» проявил нетерпение и потребовал новый паровоз. Неужели нужно столько времени, чтобы наполнить котел водой? Ах так! Раз он требует, чтобы ему тут же дали паровоз, железнодорожники предоставили ему первый попавшийся. Через час неподалеку от Семрино поезд «диктатора» остановился: не хватило воды. Он так с места и не сдвинулся. На этом закончилось безрассудное предприятие Иванова.

2. Военные проявляют нетерпение

Однако все в тот же день, 27 февраля, в связи с ухудшением обстановки военный министр Беляев накануне своей отставки направил начальнику штаба армии генералу Алексееву последнюю телеграмму, копия которой была также направлена командующему Северным фронтом генералу Рузскому: «Положение в Петрограде становится весьма серьезным; военный мятеж немногими оставшимися верными долгу частями погасить пока не удается, напротив того, многие части постепенно присоединяются к мятежникам… Необходимо спешное прибытие действительно надежных частей…»

Одновременно председатель Думы Родзянко направил другую тревожную телеграмму генералу Рузскому. В ней говорилось о продовольственном кризисе, забастовках, всеобщем параличе.

«…Правительственная власть находится в полном параличе и совершенно беспомощна восстановить нарушенный порядок. России грозит унижение и позор, ибо война при таких условиях не может быть победоносно окончена. Считаю единственным и необходимым выходом из создавшегося положения безотлагательное признание лица, которому может верить вся страна и которому будет поручено составить правительство, пользующееся доверием всего населения… Медлить больше нельзя, промедление смерти подобно».

В телеграмме не говорилось ничего об ответственности перед Думой. По вполне понятной причине: она не могла более действовать в Петрограде без одобрения Петроградским Советом.

Получив эти телеграммы, генерал Рузский сразу телеграфировал царю, делясь с ним своим беспокойством в связи с возникшими беспорядками. Указав, что в армии представлены все классы общества, он позволил себе дать совет: «Меры репрессии могут скорее обострить положение, чем дать необходимое длительное удовлетворение».

В это же время царь получил телеграмму, подписанную 22 членами Государственного совета, в том числе графом Толстым и князем Трубецким, почтительно советующим Его Величеству «решительное изменение направления внутренней политики… и поручение лицу, заслуживающему всенародного доверия, представить… на утверждение список нового кабинета, способного управлять страною в полном согласии с народным представительством».

Николай II отправил, в свою очередь, телеграмму генералу Иванову с указанием ничего не предпринимать до его приезда в Царское Село. Он, однако, не знал, что так же поступил штаб, остановив действия Иванова, поскольку полагал, что Дума уже контролирует положение в Петрограде. Приказ Иванову о прекращении действий фактически означал признание Думы как органа новой власти.

В это время Николай II ехал в Царское Село. 28 февраля около 3 часов дня он телеграфировал жене: «…Дивная погода. Надеюсь, что вы себя хорошо чувствуете и спокойны. Много войск послано с фронта. Сердечный привет».

Он узнал о создании Комитета Думы под председательством Родзянко, но тем не менее сообщил царице, что «завтра утром будет дома».

В течение следующего дня, 1 марта, сопровождавшие императора «избегали говорить о событиях». «Стыд и позор! — отмечал в своем дневнике Николай II. — Доехать до Царского не удалось. А мысли и чувства все время там! Как бедной Аликс должно быть тягостно одной переживать все эти события!»

Тем временем императрица обратилась к дяде царя Павлу, командующему гвардией, с вопросом, почему он не попытается изменить положение. Однако Павел Александрович предпочел вместе с другими великими князьями составить манифест для вручения его царю.