И когда убитая княжна с криком поднялась в простыне и зашевелились на полу ее сестры – ужас охватил команду.
Они еще не знали тогда «причину странной живучести», как назовет ее Юровский. И им показалось, что само небо против них. И опять не сплоховали чекисты. Ермаков подал пример. Он не боялся неба.
Стрекотин: «Ермаков взял у меня винтовку со штыком и доколол всех, кто оказался живыми»…
Ливадийский дворец, детские балы, роскошь Зимнего, ожидание любви – все заканчивалось на грязном полу, под пыхтение бывшего каторжника. В невозможной боли под тупым штыком.
Юровский: «Когда одну из девиц пытались доколоть штыком, то штык не мог пробить корсаж…»