Николай II

В это время, как когда-то в XIX веке, оппозиция все больше объединяется в тайных масонских ложах…

Масонские ложи расцветают в России после революции 1905 года. К 1917 году они объединяют либеральную верхушку общества, недовольную распутинщиной. Парадокс ситуации: накануне 1905 года, когда полиция пугала Николая масонами, масонство в России практически вымерло… Теперь, накануне 1917 года, когда масонство стало реальной силой, полиции о нем мало что известно.

«По убеждению Белецкого (директор Департамента полиции. – Э.Р.), никаких политических масонов никогда не было. За масонов сходили оккультисты…» – напишет впоследствии Блок в «Записной книжке» после допроса Белецкого.

А между тем в масонских ложах – царские министры, генералы, члены Государственного совета, думские деятели, крупные дипломаты, промышленники… П. Балк – министр финансов, Н. Покровский – министр иностранных дел, Н. Поливанов – военный министр, генералы В. Гурко, А. Крымов, Н. Рузский, шеф жандармов К. Джунковский и т. д. Нет, нет, они не хотят революции, но хотят перемен. Так что и здесь все ограничивается крамольными разговорами.

«Сделано было много для того, чтобы быть повешенным, но так мало для реального осуществления планов», – скажет впоследствии один из главных оппозиционеров, думец Гучков.

Гучков пытается делать практические ходы: он хочет подготовить переворот к марту, когда к Петрограду будут подтянуты верные Думе воинские части. Чтобы избежать кровопролития, он планирует перехватить на железной дороге царский поезд и заставить царя в вагоне отречься от престола. Но никто из крупных военных (кроме Крымова) не примкнул к его заговору. «Я никогда не пойду на переворот – я присягал» – эту фразу председателя Государственной думы Родзянко могли повторить тогда многие…

Французский посол после обеда в ресторане с банкиром Путиловым и бывшим премьером графом Коковцовым записывает обычный застольный разговор тех дней: Коковцов: – Мы идем к революции.

Путилов: – Мы идем к анархии. Наш человек не революционер, он – анархист… У революционера есть воля к восстановлению – анархист думает только о разрушении…

Понимали, философствовали… и шли к катастрофе. Все, как у Чехова в «Вишневом саде».

В это время начальник охранного отделения в Петрограде подавал бесконечные доклады министру внутренних дел Протопопову.

9 января: «Тревожное настроение революционного подполья и общая распропагандированность пролетариата».

28 января: «События чрезвычайной важности, чреватые исключительными последствиями для русской государственности, не за горами».

5 февраля: «Озлобление растет… Стихийные выступления народных масс явятся первым и последним этапом на пути к началу бессмысленных и беспощадных эксцессов самой ужасной из всех анархической революций».

Все эти доклады министр внутренних дел Протопопов с легкой душой клал под сукно. Ведь императрица сказала: «Революции в России нет и быть не может. Бог не допустит…»

Из дневника Николая:

«29 января. Воскресенье… Днем погулял и поработал в снегу… В 6 часов принял старого Клопова».

Да, это был тот самый Клопов, который когда-то на заре его царствования уже приходил к нему. Тогда он хотел рассказать ему народную правду… И вот теперь он пришел еще раз, чтобы спасти любимого царя.