«…Попытайтесь также секретно довести до сведения его превосходительства рейхсканцлера нижеследующее. Проведение предусматриваемой акции в момент, когда президент находится в России как гость царя, может быть воспринято как политическое оскорбление. (…) С нашей стороны было бы также неразумно предпринимать решительный шаг в Белграде, когда миролюбивый, сдержанный император Николай и всегда осторожный господин Сазонов (министр иностранных дел) находятся под непосредственным влиянием и подстрекателя Извольского (русского посла в Париже), и Пуанкаре…».
Вена твердо уверена в поддержке Германии. Разве недавно, 5 июля, австрийский посол Сечени не доносил в Вену после обеда с кайзером Вильгельмом: «Если мы ввяжемся в войну с Россией, то знаем наверняка, что Германия стоит за нами»? Вскоре после этого дипломат снова телеграфирует в Вену:
«На Вильгельмштрассе придерживаются мнения, что любая затяжка с открытием военных действий крайне опасна, ибо укрепит враждебные державы в решимости вмешаться. Нам настоятельно рекомендуют ударить как можно скорее, дабы поставить мир перед свершившимся фактом».
Между тем Россия демонстрирует озабоченность судьбой Сербии. Немецкий посол в Петербурге Пурталес телеграфирует в Берлин:
«Господин Сазонов просил меня сообщить, что те круги в Австрии, которые выступают за принятие мер против Сербии, по-видимому, имеют в виду не дипломатические шаги; их истинная цель — уничтожение Сербии».
Замечание кайзера на полях: «Это действительно было бы лучше всего!».
Между тем и Англия занимает в конфликте четкую позицию, как видно из донесения немецкого посла князя Лихновского из Лондона в Берлин:
«Британское правительство употребит все свое влияние для разрешения трудностей Австрии в Белграде при условии, что национальная независимость Сербии не будет ущемлена. Глава Форин Оффис выразил надежду, что мы не поддержим невыполнимые требования Вены, преследующие цель развязывания войны и использующие трагедию в Сараево исключительно для осуществления австрийских притязаний на Балканах».
Одновременно британский кабинет предлагает свои услуги в качестве посредника немецкому канцлеру Бетман-Гольвегу с просьбой передать предложение в Вену. Австрийского посла в Берлине ставят в известность об этом, и он доносит в Вену: «Статс-секретарь доверительно сообщил мне, что в ближайшее время Ваше Превосходительство будет поставлено в известность о предложении Англии о посредничестве, переданном через германское правительство. Германское правительство решительно заверяет, что не имеет ничего общего с этими предложениями, даже рекомендует их отклонить и передает их лишь для того, чтобы исполнить просьбу англичан».
Убийство в Сараево также обнажило договорные обязательства, которыми были связаны между собой и против друг друга европейские государства и Россия. Этот случай мог, как показывают приведенные рассуждения о предстоящих действиях, дать шанс осуществить скрытые притязания или цели. Для других, однако, союзнические обязательства были бременем, долгом, который подлежал исполнению. Россия считала себя заступницей балканских народов, и хотя в течение двух последних десятилетий она старалась избегать конфликтов на Балканах, допустить уничтожение последнего прорусского (и православного) бастиона она не могла. Еще в 1903 году Николай добился от Франца-Иосифа подтверждения статус-кво; тем не менее Австро-Венгрия в 1908 году аннексировала Боснию и Герцеговину и тем самым оскорбила Россию. Россия не могла терпеть ситуацию, наносящую ущерб ее престижу (и ущемления своей сферы влияния на Балканах до самых черноморских проливов). И тут раздался призыв сербов о помощи, еще больше обостривший ситуацию. Более того, союзница России Франция была встревожена, опасаясь привести Германию в состояние войны. Поэтому безопасность союзника стала важным дополнительным обязательством, возложенным на себя Россией.