Николай II

Разумеется, наследник престола и самый младший из детей, Алексей — любимец всей семьи. Его все баловали не только потому, что он наследник и единственный сын, но и в связи с его наследственной болезнью — гемофилией, которая сыграла роковую, роль в жизни последнего царя. Ведь именно из-за неизлечимости этой болезни, перед которой оказалась бессильна обычная медицина, двери царского дворца широко распахнулись перед проходимцами вроде Распутина.

Так, в 1912 году, во время охоты в Спале, развилась опасная стадия болезни и все боялись, что Алексей изойдет кровью, но Распутин предсказал скорое выздоровление и оказался прав. Этим он завоевал такое доверие у царицы, что та стала считать его «святым» и безоглядно уверовала в него. Было ли это случайным совпадением или здесь сыграли роль гипнотические или другие способности Распутина, не имеет значения — как бы там ни было, с этого момента Распутин занял чрезвычайно влиятельное положение. Но переоценивать его влияние не следует, оно было лишь одним из факторов в царствование Николая, приведших к катастрофическим последствиям.

Когда Алексей чувствовал себя хорошо, он шалил, как любой ребенок его возраста. Окружающих радовали его веселые проделки. В возрасте двух или трех лет Алексей развлекал гостей, обходя вокруг стола и с каждым вступая в разговор. На парадах, сидя у отца на коленях, он все время выкрикивал: «Браво, браво, бис!», пока родителям не удавалось его утихомирить.

Хотя старшие сестры выговаривают ему за это, Алексею очень нравится чувствовать себя наследником, и он всегда оживляется, когда семья показывается на публике. Почтение, которое ему выказывали, например, военнослужащие гвардейских полков, Алексей часто обращал в шутку: однажды он приказал одному офицеру прыгнуть в парадном мундире в воду — и тот вынужден был подчиниться. Наказаниям Алексей не подвергался. В крайнем случае отец отчитывал его; чтобы привести мальчика в чувство, достаточно было взгляда Николая, и тот мгновенно делал то, что от него требовали. Николай добивался от него соблюдения придворного этикета и усвоения норм светского поведения. Когда Алексей бросил из укрытия снежок в спину своей сестре, Николай немедленно усовестил его: «Никогда не поступай трусливо и бесстыдно». Алексей с малолетства был связан с армией и проникался ее духом. Зимой он предпочитал ходить в казацкой форме и папахе, летом — в матроске и бескозырке.

Детей воспитывали в простоте, без роскоши. Алексей, например, донашивал ночные рубашки, из которых выросли сестры. Правда, его задаривали игрушками, в том числе преподнесли самую дорогую в мире игрушечную железную дорогу. Как у любого мальчишки, карманы Алексея были набиты камешками и тому подобным, что он копил в огромных количествах, потому что «никогда не знаешь, что может понадобиться».

Владимир Булгаков, который служил в дворцовой охране и часто наблюдал за детьми, вспоминает: «Я часто подолгу стоял на часах, не имея права пошевелиться. Часто мимо пробегали великие княжны, легкомысленные и естественные, лакомясь виноградом и развлекаясь. Алексей появлялся незаметно и брал с меня клятву не рассказывать папе, что он строит из кирпичей печку, потому что тогда его спросят, откуда он их взял…».

«Царь был отменным семьянином. К сожалению, лучше бы ему было сидеть в поместье с семьей, чем на троне. Но отцом семейства он был чудесным», — вспоминает одна из фрейлин, годами наблюдавшая Николая вблизи.

Из всех времен года царь больше всего любил летние каникулы; он плавал с семьей под парусами в финских шхерах, выходя то тут, то там на берег, ходил с детьми на прогулки и наслаждался свободой, забывая о ежедневной ответственности. Очень охотно он проводил время в своем любимом Ливадийском дворце в Крыму; царской семье нравились южный климат и горный ландшафт. Здесь он играл в теннис, бродил пешком, катался на лошади, а иногда даже ездил с царицей за покупками, что в Петербурге было невозможно. Иногда Николай маршировал несколько километров по жаре с полной выкладкой, чтобы проверить, насколько удобна армейская форма[64].

На каникулах также составлялись фотоальбомы. Манией фотографирования была охвачена вся царская семья, у каждого был свой (немецкий) фотоаппарат; они постоянно снимали друг друга, поэтому осталось очень много фотографий царской семьи. Николай наблюдал, как его супруга вклеивает снимки в альбом, и педантично делал замечания, если она проливала клей.

Николай неплохо чувствовал себя и за границей: в Фридберге, близ Дармштадта, на родине его супруги, урожденной принцессы Алисы Гессен-Дармштадтской. Там он жил в собственном отреставрированном замке, ездил — что было немыслимо в Петербурге, — инкогнито со своей семьей или с зятем, великим герцогом Эрнстом-Людвигом, в пивную во Франкфурте и делал покупки в магазине, словно простой обыватель. Об этом вспоминает Эрнст-Людвиг (старший брат Алисы); он также сообщает, что идиллию нарушил внезапный приезд кайзера Вильгельма. Летний сезон царя завершался охотой.