Тогда было принято решение организовать похороны на Марсовом поле, где они и состоялись 23 марта. Впервые в истории России торжественные (государственные) похороны проходили без участия Церкви, под боевые звуки, Марсельезу и пролетарские песни. 184 гроба провожало в общей сложности около 350 тысяч человек. Тогда же было заявлено о возведении (в дальнейшем) на этих могилах нового здания парламента свободной России.
Создание нового пантеона героев в постфевральской России представляло закономерный процесс, который восходил к 1905 году. Идея завершения начатого тогда находила себе приверженцев в среде тех, кто считал идейную борьбу с самодержавием делом жизни. Доказательством сказанному является публикация «Календаря русской революции», составленного еще в 1907 году и тогда же конфискованного полицией. «Календарь», дававший обзор революционных и общественных движений в России, начиная с эпохи Александра I и заканчивая 1905–1906 годами, был своего рода альтернативной историей, подчеркивая и отмечая то, что ранее воспринималось как аномалия политической жизни монархической государственности. «Календарь» давал четкое понимание того, что в России борьба с монархическими принципами была неразрывно связана и с конкретными их носителями. После Февраля противники русского самодержавия, равно как и все подпавшие под страшное обаяние революции, меняли стиль эпохи, не имея возможности задуматься о том, какие инстинкты в большинстве своем необразованного народа они пробуждают.
Царь, по свидетельству очевидцев, совершенно спокойно принимал то, что писали про него и его супругу, видя в обвинениях и издевательствах стремление восстановить против монархии народные массы. Тонкий знаток человеческой души, В. В. Розанов замечательно красиво выразил это в «Апокалипсисе нашего времени» в нескольких простых словах:
Николай II вел образ жизни частного человека, далекого от забот правителя, радовался маленьким семейным радостям, находя отдохновение в семейном чтении, занятиях с сыном и прогулках. К 19 апреля все дети наконец выздоровели и семья в полном составе стала собираться за обеденным столом. На прогулки Александра Федоровна обыкновенно вывозилась камердинером в кресле, все остальные проводили часы прогулки активным образом: в апреле стали заниматься огородом. В эти месяцы семейное счастье было единственной радостью отрекшегося самодержца. Придворные, оставшиеся с ним в Александровском дворце, восхищались гармонией отношений и взаимной любовью, связывавшей Николая II и Александру Федоровну. Разделявший с царем заточение генерал И. Л. Татищев даже позволил себе выразить восторженное удивление семейной жизнью царя. «Если Вы, Татищев, который были моим генерал-адъютантом и имели столько случаев составить себе верное суждение о Нас, так мало знали Нас, — заметил ему Николай II, — как Вы хотите, чтобы Мы с Государыней могли обижаться на то, что говорят о Нас в газетах?»[125]
Царь надеялся, что с течением времени все встанет на свои места, и до «успокоения» страны мечтал уехать к английским родственникам. 23 марта он записал в дневнике, что начал разбираться в своих вещах и книгах, откладывая все, которые хотел взять с собой в Англию. Увы! Надежды на отъезд не оправдались. Если в начале марта англичане согласились предоставить русскому монарху и его семье политическое убежище, то уже в конце месяца они изменили принятое решение. В левых кругах палаты общин и в британской прессе возмущались тем, что отрекшийся русский самодержец вступит на землю Туманного Альбиона. Короля Георга V — кузена Николая II, похожего на него как брат-близнец, общественность сочла инициатором принятого решения о приезде царя и забросала оскорбительными письмами. Георг V понял, что его правительство не в полной мере предусмотрело все возможные осложнения, и через личного секретаря предложил премьер-министру заявить, что учитывая негативное отношение общественности, правительство Его Величества вынуждено взять обратно ранее данное согласие на приезд Николая II с семьей в Великобританию.