Они глубоко любили Россию и, если верить А. А. Вырубовой, «не допускали мысли о замужестве вне пределов родины и вне православия. Девушки хотели служить России, выйти замуж за русских и иметь детей, которые бы тоже служили России». Максимализм юности не девальвирует искренность чувств великих княжон, но вызывает некоторые недоумения — а как же «избранник» Ольги Николаевны, болгарский принц Борис? Впрочем, логика в данном случае неприменима: та же А. А. Вырубова заявляла, что только революция помешала дочерям последнего самодержца выйти замуж за представителей иноземных царствующих домов. По ее же утверждению, императрица «пролила немало слез, зная, что как царские дочери, они никогда не смогут выйти замуж по любви, а выбор их должен быть обусловлен политическими или иными подобными соображениями».
Но удивительно не это. В конце концов дочери поступили бы так, как предписали бы им родители, — с самого раннего детства великим княжнам прививалось чувство долга. Важнее другое — странный инфантилизм царских дочерей, о котором писали общавшиеся с ними современники. «Надо отметить, — вспоминал генерал А. А. Мосолов, — что великие княжны — я говорю о том периоде, когда две старшие были вполне взрослыми барышнями, — часто разговаривали как 10–12-летние дети». Ничего удивительного в том не было: лишенные возможности нормально общаться со сверстницами, жившие по правилам, жестко установленным матерью, великие княжны были обречены обходиться без близких друзей, на правах детей занимая свое место в мире взрослых.
Как уже говорилось, с течением времени надзор за ними перешел к гофлектрисе императрицы — Екатерине Адольфовне Шнейдер, племяннице лейб-медика Г. И. Гирша. В свое время она учила русскому языку великую княгиню Елизавету Федоровну и сумела произвести наилучшее впечатление на ее младшую сестру. Эта обрусевшая иностранка не предала своих венценосных покровителей, оставшись с царской семьей и после гибели монархии. К сожалению, искренность и честность не всегда могут заменить воспитание. Е. А. Шнейдер при всех своих достоинствах была только исполнительницей предначертаний Александры Федоровны, не имея возможности стать для царских дочерей учителем и наставником. Русскую жизнь она знала плохо (если вообще знала). Собственно, жизнь для нее ограничивалась двором и правилами придворного этикета. Думается, инфантилизм царских дочерей, о котором писали современники, и был расплатой за подобное воспитание. Родители воспринимали их как маленьких детей даже тогда, когда Ольге и Татьяне Николаевнам было уже по 18–20 лет.
Здесь, впрочем, стоит сделать отступление, вспомнив, что старшая дочь Николая II имела возможность выйти замуж в 1917 году. Многократно упоминавшийся генерал А. А. Мосолов писал, как в годы Великой войны, уже в качестве посла в Румынии, докладывал императрице о матримониальных намерениях румынского принца Кароля. Александра Федоровна высказала намерение пригласить королеву Румынии и принца Кароля в Царское Село на пасхальные праздники 1917 года. После этого и предполагалось обсудить, насколько возможен этот брак. Но Мосолов чувствовал, что царю, которого он об этом оповестил, было бы приятнее узнать, что Александра Федоровна отказала: «…расставаться с дочерью было неприятной перспективой для отца». Другой современник, генерал А. И. Спиридович, наоборот, писал, что родители обеих сторон к возможности брака относились благожелательно.
Румынский принц приезжал в Царское Село (вместе с председателем Совета министров Румынии Братиано) в самом начале 1917 года. 9 января по случаю пребывания высокого гостя в Александровском дворце Царского Села состоялся парадный обед, на котором присутствовали и три царские дочери — Ольга, Татьяна и Мария. В официальных сообщениях и комментариях российских газет никаких намеков на то, что визит Кароля имеет «брачный» характер, не было. Современники вспоминали, как принц сожалел о том, что за все время пребывания в Царском Селе ему ни разу не удалось поговорить с великой княжной Ольгой Николаевной без посторонних. В результате 26 января 1917 года Кароль, пожалованный орденом Святого Владимира 4-й степени, безрезультатно отбыл на родину. История несостоявшегося брака оказалась закрытой. Случившаяся месяцем позже революция навсегда похоронила даже обыкновенную возможность личного счастья великих княжон, сделав их арестантками — заложницами политической катастрофы, подведшей под русской монархией роковую черту…