Николай I Освободитель

Забавно, что моя попытка надавить на Александра, для того чтобы получить при новом императоре кое-какой политический вес – смешно, конечно, учитывая мой возраст, но тем не менее – в итоге привела к прямо противоположному результату. Император начал меня откровенно сторониться, как будто именно маленький Николай стал причиной всего произошедшего. Видимо, сумел я затронуть какие-то струны в душе юноши, и теперь при встречах со мной эта рана вновь начинала болеть.

Единственная же реальная попытка как-то скорректировать историю, как я понял впоследствии успешно провалилась. Мой разговор с Суворовым не принес никакой практической пользы, тем более, как оказалось я несколько напутал причины, вынудившие генералиссимуса совершить переход через Альпы. Там дело было не в том, что Суворова начали поддавливать с юга в Италии, а в том, что корпус Римского-Корсакова – интересно это предок знаменитого композитора или нет – остро нуждался в помощи. Не известно, данное заранее предсказание повлияло ли как-то на потери Александра Васильевича в ходе этого маневра, однако корпус Александра Михайловича в итоге спасти все равно не удалось.

Впрочем, нельзя сказать, что мой хорошо подготовленный экспромт был совершенно бесполезен. Ламсдорфа от нас с Михаилом отставили, а новым воспитателем стал приехавший из Лондона, где он был до того посланником, Семен Романович Воронцов.

В Петербург мой - вернее наш с Михаилом общий – воспитатель добрался только к началу 1802 года. До этого же моим воспитанием, по сути, никто не занимался, и большую часть времени я был представлен сам себе. Лишь только те занятия, которые постепенно начал вводить в мой распорядок дня отставленный к тому моменту генерал, продолжались скорее по инерции, чем действительно из какого-то осмысленного учебного плана. Пришлось даже брать определенную инициативу в свои руки и обращаться к графине Ливен за помощью в приглашении мне кое-каких учителей. После той памятной ночи, как мне кажется, Шарлотта Карловна меня немного побаивалась, что, впрочем, не удивительно. Для любого человека, который потрудился бы пообщаться с маленьким великим князем чуть больше пяти минут, становилось очевидно, что я сильно отличаюсь от других детей и поведением и манерой себя держать и зрелостью рассуждений. Другое дело, что большинство придворных, не видя во мне возможного наследника – как не крути Александр был еще очень молод и мог произвести на свет не одного ребенка мужского пола, да и Константина нельзя было сбрасывать со счетов – мало интересовались жизнью третьего сына покойного Павла Петровича.

Так вот насчет учителей, во-первых, я попросил найти мне преподавателя по рисованию. В той прошлой жизни я никогда не умел и не любил рисовать, поэтому подобных навыков не имел. Тут же я почти сразу столкнулся с необходимостью переносить свои визуальные воспоминания на бумагу и понял, что без дополнительного обучения дела не будет. Просто так мои каракули ценность имели около нулевую.

Во-вторых, я захотел научиться играть на гитаре. В прошлой, опять же, жизни дальше трех аккордов я уйти не сумел, и теперь захотел немного расширить свой кругозор начальным музыкальным образованием.

Забавная история приключилась, когда ко мне привели учителя математики чтобы научить ребенка считать. Имя козломордого старичка, по правде говоря, я так и не запомнил, потому что оказалось достаточно показать сохранившиеся после десяти классов общеобразовательной школы знания, чтобы вопросов в этом направлении у окружающих меня взрослых больше не было.

Пробежав быстро по простым действиям, затронули дроби, немного вспомнили геометрию, порешали уравнения, в том числе с двумя неизвестными. На многочленах я уже поплыл – ну вот сложно оказалось вспомнить ни разу не применяемые в обычной жизни знания спустя сорок лет, - дойдя до квадратных уравнений, неожиданно даже для себя вспомнил формулу дискриминанта, начисто забыв формулу собственно нахождения решения уравнения.

К концу урока математик смотрел на меня уже совсем ошалело, и в итоге заявил, что ему особо нечему меня учить в рамках общеобразовательной программы, однако он настаивает на продолжении занятий, поскольку видит во мне незаурядный талант и будущее мировое светило математической науки.

Я как человек математику никогда особо не любивший – двойка за годовую контрольную по алгебре в десятом классе не даст соврать - и питавший симпатию скорее к гуманитарным наукам от такой перспективы пришел в настоящий ужас и только большим трудом сумел от нее отбояриться.

- Шарлотта Каловна, - воззвал я к разуму единственной на время смены Ламздорфа на Воронцова воспитательницы у моего августейшего тела. – Становиться ученым я не собираюсь. Поверьте, существует огромное множество того, что мне предстоит сделать в этой жизни и математические изыскания не входят в этот перечень, я вас уверяю. Не нужно тратить время, оно, к сожалению, не бесконечно, на то, что не будет иметь определяющего значения, когда можно заняться изучение гораздо более важных и прикладных наук.