Николай и Александра

30 июля Сазонов позвонил в Петергофский дворец из кабинета начальника генерального штаба и попросил императора принять его с чрезвычайным докладом еще до обеда. Немного помолчав, Николай II ответил, что примет его в три часа.

В своих «Воспоминаниях» Сазонов так описывает их встречу в Петергофе: «Я сказал государю, что нам войны не избежать. Государю не оставалось ничего иного, как повелеть приступить ко всеобщей мобилизации.

Государь молчал. Затем он сказал мне голосом, в котором звучало глубокое волнение: „Это значит обречь на смерть сотни тысяч русских людей. Как не остановиться перед таким решением?“»

Сазонов ответил, что было сделано все, чтобы избежать войны. По его словам, война навязана «злою волею врагов, решивших упрочить свою власть порабощением наших естественных союзников на Балканах и уничтожением нашего исторически сложившегося влияния, что было бы равносильно обречению России на жалкое существование, зависимое от произвола центральных империй». Сазонов сидел против царя, «внимательно следя за выражением его бледного лица, на котором мог читать ужасную внутреннюю борьбу, которая происходила в нем в эти минуты…

Наконец государь, как бы с трудом выговаривая слова, сказал: „Вы правы. Нам ничего другого не остается делать, как ожидать нападения. Передайте… мое приказание о мобилизации“».

Прежде чем в Берлине стало известно о всеобщей мобилизации, начатой в России, отосланы были еще две телеграммы, одна из Царского Села, другая из Потсдама. Николай II направил кайзеру следующий текст:

«По техническим условиям невозможно приостановить нами военные приготовления, которые явились неизбежным последствием мобилизации Австрии… Пока будут длиться переговоры с Австрией… мои войска не предпримут никаких вызывающих действий. Даю тебе в этом мое слово. Ники».

Вильгельм ответил: «…Я дошел до возможных пределов, и ответственность за бедствие, угрожающее всему цивилизованному миру, падет не на меня. В настоящий момент все еще в твоей власти предотвратить ее… Моя дружба к тебе и твоему государству, завещанная мне дедом на смертном одре, всегда была для меня священна, и я не раз честно поддерживал Россию в моменты серьезных затруднений, в особенности во время последней войны. Европейский мир все еще может быть сохранен тобой, если только Россия остановит военные приготовления… Вилли».

Весть о всеобщей мобилизации огромной русской армии напугала Берлин. В полночь 31 июля граф Пурталес появился в кабинете Сазонова и вручил ему германский ультиматум с требованием в течение двенадцати часов прекратить мобилизацию. К полудню следующего дня Россия не дала ответа, и кайзер приказал начать общую мобилизацию.

Николай II спешно телеграфировал Вильгельму: «…Понимаю, что ты должен мобилизовать свои войска, но желаю иметь с твоей стороны такие же гарантии, какие я дал тебе, т. е. что эти военные приготовления не означают войны и что мы будем продолжать переговоры ради благополучия и всеобщего мира, дорогого для всех нас. Наша долго испытанная дружба должна с Божьей помощью предотвратить кровопролитие.

С нетерпением и надеждой жду твоего ответа. Ники».

Однако, прежде чем эта телеграмма пришла в Берлин, германское правительство прислало графу Пурталесу шифрованные инструкции. Ему было предписано вручить в 17 часов ноту с объявлением войны России. Пурталес с посеревшим лицом пришел к Сазонову лишь в 19.10. Престарелый граф трижды спрашивал у Сазонова, сможет ли русское правительство дать гарантию, что мобилизация будет отменена. И трижды Сазонов ответил ему отрицательно. И тогда Пурталес заявил: «В таком случае мне поручено моим правительством передать вам следующую ноту». Позже Сазонов писал: «Дрожащая рука Пурталеса вручила мне ноту, содержащую объявление нам войны… Посол потерял всякое самообладание и, прислонившись к окну, заплакал, подняв руки и повторяя: „Кто мог бы предвидеть, что мне придется покинуть Петроград при таких условиях!“ Я почувствовал к нему искреннюю жалость, и мы обнялись перед тем, как он вышел нетвердыми шагами из моего кабинета».

Император и его семья, находившиеся в это время в Петергофе, только что вернулись с вечерней службы. Прежде чем пойти обедать, царь отправился к себе в кабинет, чтобы прочитать полученные депеши. Императрица и великие княжны сели за обеденный стол, ожидая, когда к ним присоединится и государь. Николай II находился у себя в кабинете, когда граф Фредерикс принес ему сообщение от Сазонова о том, что Германия объявила России войну. Не подавая виду, что потрясен известием, царь распорядился вызвать во дворец к девяти часам вечера министров.